А. И. Катамадзе, бригадир бетонщиков 1-й дистанции

Со смертью отца, который попал под поезд в 1925 году, все мы, шестеро детей, оказались в бедственном положении: мать нигде не работала, а мы все учились. Брат бросил техникум и поступил на постройку Рионгэс. Я работал там же во время каникул, а зимой учился.

В 1926 году меня приняли в комсомол. Мне очень хотелось этого, и я немного сфальшивил: прибавил себе годы. Через четыре года я окончил десятилетку. После этого я еще много учился, много служил, попал наконец в Москву на планово-экономические курсы.

Но я хочу рассказать о своей работе на метро.

Как-то я прочел брошюру «Комсомол на страже СССР». В этой брошюре рассказывается между прочим о том, как пятнадцатилетнего мальчика райком не отпустил на гражданскую войну, а он все-таки ушел самовольно добровольцем: этот мальчик был Саша Косарев. На меня это произвело очень большое впечатление.

Я подумал о том, что вот Саша Косарев, с молоком на губах, боролся на фронте, а где мне теперь бороться? И я сказал сам себе: на фронт! На фронт строительства!

Я просил райком, чтобы меня отпустили работать на метро. Меня направили на Комсомольскую площадь, где была очень тяжелая работа в плывунах.

Нас было трое товарищей — я, Аманян и Телякушкин. Нам дали спецовки, добавили еще двух человек; меня назначили бригадиром. Несмотря на то, что в моей бригаде были одни новички, наша бригада все же не отставала и шла даже впереди других. У меня создался авторитет, и я чувствовал себя героем. На доске мы не спускались ниже самолета и автомобиля, а на черепахе никогда не ездили. Я лучше умру, чем поеду: позорно передвигаться черепашьим способом, когда строишь метрополитен.

29 декабря 1933 года меня послали на слет ударников, на котором делал доклад тов. Каганович. Я увидел и услышал его в первый раз. На меня его доклад произвел огромное впечатление. Видно, он все знал и понимал в нашей работе, словно главный бригадир. И я начал работать после этого еще более быстрыми темпами. 7 января меня назначили сквозным бригадиром. Бригада выросла уже до тридцати человек. Мне попался самый трудный участок: грунт был ненадежен и укреплен металлическим шпунтом. По плану мы должны были давать 70 кубических метров в смену, а мы давали до 114. Неслыханная цифра в то время!

Здесь я должен отметить один факт. В самый разгар работы ко мне в бригаду поступила одна девушка — Вера Леденева. Мы нарвались на плывуны, работать было очень трудно, но все-таки семьдесят подъемов надо было давать. Как-то, проработав уже три-четыре часа, я вижу, что Леденева стоит у подъемника, держится за сердце и качается. Я спросил ее, что с ней.

— Да ничего, работаю…

— Как так ничего? Ты заболела, Вера, иди домой, а я скажу инженеру.

— Нет, я посижу немного, может быть станет лучше.

Она села, но ей стало еще хуже, соскальзывает на землю. Вижу, дело плохо. Отправил ее домой. На четвертый день она снова была на работе.

Вот какие у нас комсомолки!

19 февраля на нашей дистанция в первый раз повернулось колесо бетономешалки, и в одиннадцать часов вечера мы пустили первый бетон.

Так переквалифицировались мы в бетонщиков.

Вскоре двадцать моих лучших комсомольцев мобилизовали для укрепления второй площадки, а мне самому поручили на ней самую слабую бригаду Щербакова. Работа только что начиналась. Только что была снята мостовая.

Начальник мне сказал:

— Мы тебе доверяем, а как работать, ты сам знаешь.

Мне не хотелось итти сюда и отрываться от своей бригады, где люди привыкли ко мне и уважали меня. Но, с другой стороны, надо было итти на прорыв. С 1 марта я приступил к работе.

В первый день я только приглядывался. На второй день, после окончания, я созвал бригадное совещание, где указал на недостатки, с которыми необходимо покончить. Ребята стали подтягиваться, приходили за пятнадцать-двадцать минут до начала, проводили совещания, как и что нужно делать. И после работы устраивали такие же беседы.

В нашей бригаде было только два человека, которые мешали работать: партиец Грызунов и комсомолец Иванов. Они все время опаздывали, дисциплине не подчинялись, и бригада постановила снять их и довести до сведения парткома: мы в это время соревновались с бригадой Бутырина, и расхлябанность была нетерпима.

В конце месяца бригада выполнила план на 111%, а бригада Бутырина — на 109%. Из слабой бригады на этом участке мне удалось за месяц создать едва ли не самую сильную.

В апреле в связи с отставанием по бетону вновь перевели меня на бетон. Я начал работу 8 апреля, а на другой день меня уже поместили на почетную доску. В огромной степени нам помогли массовики, прикрепленные на дистанцию из МК партии и комсомола. Первым днем выполнения дистанцией плана по бетону было 3 февраля, а 4 февраля и моя бригада дала такое же количество (60 куб. м).

Бывали случаи, когда на Метрострое нехватало цемента. Однажды в апреле мы узнали, что назавтра будет в цементе недостача. Мы выделили из бригады трех человек (в том числе и меня) и отправились на поиски. Над нашей дистанцией был шефом Казанский вокзал, на котором шла большая стройка. Пошли туда — ничего не узнали; заглянули в политотдел Казанского вокзала, рассказали, как и что, и выпросили взаймы несколько тонн.

Работали мы сквозными бригадами, иной раз по трое суток не приходилось бывать дома.

В мае я почувствовал себя очень плохо, и меня послали на месяц в санаторий. Из санатория я прислал письмо комсоргу с запросом, как работает бригада и как идут дела. Оказалось, что ребята не могли выполнить план, потому что им не давали развернуть фронта работ. Не долежав в санатории, я вернулся на работу.

В мое отсутствие мою бригаду разделили — одну часть оставили на первом участке, а другую перевели на второй. Меня при двух звеньях наладили на первую площадку. Работа ответственная — перекрытия и балки.

В то время я был инспектором по качеству и вожатым легкой кавалерии. Поднялась у меня драка с инженером. Инженер пускает грязный гравий, а мы бетонируем. Я говорю:

— Товарищ инженер, надо промывать гравий.

Он не согласился со мной. Я отказался от работы. Когда я взял образцы этого бетона и передал на анализ, то оказалось, что получилась марка не 150, а 70. За это его взгрели. Но меня тоже взгрели за то, что не подчинился единоначалию, не выполнил распоряжения. И справедливо взгрели.

Теперь мы подошли уже к пуску первого поезда метро на нашей дистанции. Я ехал на опытном поезде, это и увлекательно и ново. Наш первый поезд достиг проектной скорости. Если мы на трамвае едем 20 минут от Комсомольской площади до Сокольников, то на поезде метро мы туда и обратно обернулись в 5,5 минуты.