С. А. Соколин, начальник работ 2-й дистанции

В Москву я приехал 1 февраля 1932 года, не имея представления даже о московских улицах, — я был здесь впервые.

Мне дали участок в центре города, от Почтамта до Большой Дмитровки.

Я обошел территорию с планом в руке, натолкнулся на Китайгородскую стену у площади Революции.

Мне показалось, что это удобнейшее место для устройства базы.

В Октябрьском райсовете отрекомендовался: начальник участка.

— Мне нужно место для постройки вспомогательных сооружений. Наилучшим считаю сквер возле Китайгородской стены.

— Вы этого места не получите, мы не позволим вам ставить заборы на бульварах, да еще в центре города!

Дать сквер отказались — и отвели место на Малой Лубянке.

Но и оттуда прогнали в 24 часа: оказывается, я разместился возле какой-то посольской церкви. Полтора месяца с «чемоданами» в руках кочевал я с места на место, не имея не то что базы, но даже конторы для себя лично.

Тогда еще считали, что метро можно построить совершенно невидимо для людей.

Это я рассказываю для того, чтобы охарактеризовать отношение к метростроению в первый его год.

Не было ни инструментов, ни оборудования, ни материалов, ни людей.

На сокольническом радиусе начали копать шахты простыми лопатами.

После реорганизации системы управления, произведенной по указанию МК партии, я был назначен с апреля 1933 года начальником работ 2-й дистанции открытого способа. Трасса дистанции расположена на Краснопрудной улице, в районе бывших Красных прудов, в местности, насыщенной водой. Работа протекала в тяжелых гидрогеологических условиях.

Трассу 2-й дистанции пересекало русло реки Чечоры. Для постройки метро необходимо было коллектор, в который заключена была река, переложить в другом направлении.

Эта работа могла быть осуществлена в зимние месяцы, когда приток воды наименьший.

Тоннель метро был построен с двух сторон, район расположения коллектора оставался нетронутым.

С наступлением зимних месяцев было приступлено к выведению коллектора в новом его направлении.

В начале марта мы приступили к включению старого русла в новое. Был уже выложен лоток последнего кольца соединения, но неожиданно наступила оттепель, потекла обильная вода.

Надо было ожидать, что с минуты на минуту вода хлынет через край наклонной кладки и повлечет за собой огромную аварию как в самых тоннелях, так и в подземном хозяйстве, расположенном в районе.

По колена в ледяной воде люди докладывали стенки, работая всю ночь, пока к утру стены не были выведены настолько, что опасность затопления миновала.

Еще эпизод.

При проходке котлована у Северного вокзала вследствие осадки грунта сильно пострадали подземные сооружения двух водопроводных и двух канализационных магистралей.

Вода и нечистоты бурным потоком хлынули в котлован. Котлован глубиной в 17 метров, шириной в 22 метра стал быстро затапливаться. Вода, глина и песок заносили уже подготовленную под бетон подошву котлована.

Размыв мог повлечь за собой подвижку шпунтов, все крепления котлована могли обрушиться и подвергнуть опасности Северный вокзал.

С трех часов ночи до шести часов вечера шла борьба за котлован — за вокзал. Работа шла в воде и нечистотах и под проливным дождем.

Брошенные в помощь нашей бригаде бригады соседних участков без всякой подготовки, без соответствующей даже спецодежды восстанавливали крепи. Все было спасено спаянностью, преданностью и сознательностью бригад.

На Краснопрудной улице при проходке были допущены небольшие выплывы грунта, и грунт вокруг шахт был сильно разрежен и ослаблен. Сваи были забиты без учета ослабления грунта. Когда котлован был уже весь разработан и надо было приступать к производству бетонных работ, сваи под влиянием собственного веса и бокового давления стали погружаться в землю.

Присутствовавший при этом иноспециалист Шмидт отдал приказ: немедленно вывести из котлована рабочих.

Рабочие не поддались паническому настроению Шмидта. Напротив, даже те бригады, которые находились на поверхности, бросились в котлован. Начальник строительства и я спустились вслед за рабочими. Соответствующие крепления были установлены, и осадки прекратились.

1932 год дал по бетону 8%. За 1933 год я сделал всего 30% программы. А за четыре месяца 1934 года я закончил всю работу. В августе кладка была доведена до 9 тысяч кубов в месяц, т. е. больше, чем за весь 1933 год.

Что создало этот поразительный успех?

Колоссальная помощь партии и советской общественности. Осознание рабочими и инженерами значения строительства, навыки в работе.

Персонально руководил нами тов. Каганович. У Лазаря Моисеевича особая способность — притти в котлован и сейчас же начать с рабочими беседу. У него находились всегда легкие, понятные слова, близкие каждому из нас, метростроевцев.

В его присутствии на лицах появлялись радостные улыбки. Его кратковременные посещения вселяли бодрость и уверенность и давали крепкую зарядку для новых боев с плывунами.

Я начал работу исключительно с нацменами Калтассинского района. Эти люди, впервые попавшие в Москву на большую стройку, показали исключительный образец преданности делу строительства. Эти бригады до конца оставались на дистанции в числе лучших бригад.

Решающую роль сыграла конечно мобилизация комсомольцев и партийцев. Эти фабрично-заводские рабочие, которые никогда раньше не имели ничего общего со строительными работами, должны были, казалось, резко отставать от строителей-специалистов, пришедших к нам с разных концов страны. Но благодаря своей политической сознательности и воле они очень быстро включились в работу и, в течение короткого срока освоив основы строительной техники, возглавили рабочие бригады — в первую очередь своим личным примером героизма.

Будни стройки протекали на глубине 14 метров, в песках, насыщенных водой, где иной раз 10-метровая полоса отвоевывалась в течение двух месяцев, где крепление с трудом выдерживало напор грунтов. Нередко расстрелы — толстые бревна, — не выдерживая давления, лопались, как спички, ежеминутно угрожая привести к большой аварии.

Дистанция, расположенная в районе железных дорог, изобиловала подземными сооружениями, возводившимися в разное время и недостаточно отраженными в имеющихся чертежах. Коллектив дистанции каждую минуту мог ожидать сюрпризов, он закалялся в этой постоянной борьбе. И в настоящее время уже никакое самое сложное положение не испугает, не смутит работников дистанции.

Наличие комсомольского ядра давало нам уверенность в успешном выполнении заданий партии. Комсомольцы являлись застрельщиками соцсоревнования.

Были у меня две примерных бригады — комсомольская московская бригада Хазина и бригада бородачей Еремина, природных землекопов.

Ереминская бригада состязалась с хазинской за красное знамя, за первое место. Ереминцы решили не отдавать красное знамя комсомольцам, бурили и копали отлично.

Эта борьба двух бригад дала отличные результаты.

Комсомол, вкрапленный в беспартийные бригады, подтягивал их, а сами комсомольские бригады служили у нас образцом работы и дисциплины.

У меня работало много женщин, и надо сказать, что присутствие их сыграло положительную роль: люди мягчали, работал плечо к плечу с женщинами, становились более осмотрительными и в методах работы и в манере разговаривать. Женщины никогда не жаловались на мужчин, и со стороны мужчин не было жалоб на женщин. Ударная женская бригада Смирновой являлась примером для многих мужских бригад.

Бытовое обслуживание рабочих было поставлено у нас хорошо.

Рабочие о себе говорят: «Живем, как люди. У нас есть свой городок с высокими светлыми комнатами, с душевой, со столовой с крашеными полами, с чистыми железными кроватями».

Самая грязная работа — изолировка. Там работает много женщин. После работы изолировщицы имеют страшный вид: в измазанной спецовке мешком, с измазанным лицом, с черными руками. Но уже через час, принявши душ, одевшись «по-городскому», изящно и нарядно, они сидят в театре равноправными московскими гражданками.

Когда я пытаюсь осмыслить работу на метро, я думаю о том, что так построить метрополитен, как он строился и построен у нас, можно было только в наших условиях, только у нас в Союзе. Руководителем этого замечательного строительства была партия.