Н. И. Липман, парторг 8-й дистанции

Еще до того, как принять непосредственное участие в строительстве московского метрополитена, мне в качестве работника завода «Геодезия» пришлось шефствовать над 7-й дистанцией метро. Дело было так: вызвал меня однажды секретарь райкома тов. Сойфер и объяснил, в чем будут заключаться задачи нашего завода по шефству. В тот же день я как секретарь собрал партийный комитет завода и выработал конкретный план помощи 7-й дистанции метро.

Самым «узким местом» 7-й дистанции была установка швеллеров: нехватало квалифицированных слесарей. И на второй же день шефства мы двинули на сборку швеллеров ударников своего инструментального цеха.

Другим «узким местом» дистанции были механизмы, в частности вагонетки. Мы устроили несколько комсомольских субботников, и вагонетки скоро перестали быть «узким местом». Партийный актив завода с первых же дней шефства серьезно занялся этим делом. И часто, проходя по цехам, мне приходилось слышать такие разговоры:

— Липман, а ведь кроют нашу дистанцию. Как там с планом? Надо было бы вывешивать ежедневно показатели! Как-никак, дело это наше, подшефное. Мы должны быть в курсе!

Первый наш десятидневный конкретный оперативный план шефства мы полностью выполнили. Подшефные даже часто обижались, что мы слишком назойливы. Например дадут они нам мотор отремонтировать, а сами забудут в спешке. Монтеры же нашего завода волнуются, звонят на дистанцию по телефону:

— Мотор ваш готов, инструменты готовы, что же не приходите забирать?

20 мая 1934 года меня сняли с завода и назначили парторгом соседней 8-й дистанции метро. Я был рад, что пришел на метро, уже имея некоторое представление об этом строительстве, правда, по опыту другой дистанции.

Бетонные работы в мае выполнялись плохо. Второй участок даже еще не дошел до отметки. Не было ни одного метра готового тоннеля. Основная задача партийной организации заключалась в том, чтобы создать перелом — поднять количество и качество бетонных работ.

Я шаг за шагом стал изучать процессы работы. Постепенно новые слова и новые понятия стали входить в обиход моих разговоров. Я узнал, что такое замес, опалубка. На первых порах частенько попадал впросак. Но постепенно, как и все строители, я начал мыслить кубометрами, бетоном, лесом.

Нужно было расставить партийные силы. У меня парторгами были освобожденные работники. Хотя сами по себе ребята они были неплохие, но я считал, что лучше иметь неосвобожденных парторгов, ибо, участвуя непосредственно в производстве, они были бы теснее связаны с интересами массы.

Итак мы выбрали на первом участке крепильщика Бакулина.

О нем следует поговорить особо. Это — старый ткач, который несмотря на то, что потерпел материальный ущерб, уйдя на метро, не посчитался с этим и переквалифицировался на крепильщика.

На третьем участке парторгом выбрали изолировщика Ртутова. Очень скоро мы убедились, что в результате смены парторгов вся партийная масса активизировалась. Вновь избранные группорги стали настоящими вожаками массы, на них мы опирались в борьбе за выполнение плана.

Однако перестройка партийной работы несколько запоздала, потому что в мае мы дали всего 800 кубов бетона и 12 тысяч кубов земли. Мы ввели в систему самоотчет коммунистов на всех заседаниях партгрупп. Партийцы должны были отчитываться как в своей производственной, так и в своей политической работе.

С начала июня мы объявили соревнование на лучшую бригаду и на лучший участок. Сразу же на первое место вышла комсомольская бригада землекопов Полтавы, которая давала 50 кубов в смену. Лучшие бригады обратились с открытым письмом к рабочим всей дистанции. В этом письме, очень конкретном, заключался целый стратегический план борьбы за ликвидацию отставания.

Решение МК о качестве явилось поводом для боевой проверки всей нашей дистанции и в первую очередь нашей партийной организации. На каждого коммуниста были возложены конкретные обязательства по выполнению решения МК. На первых порах было очень трудно. Частенько эти обязательства выполнялись только формально. Большую борьбу пришлось провести для того, чтобы заставить каждого коммуниста до и после работы проверить свой участок.

Но скоро партийцы освоились с этим делом, и например изолировщик Васильев, приходя на смену до начала работы и проверяя бригаду Белянского, обнаружив брак, поднимал такой шум, что тут же являлся не только сменный инженер, но и начальник участка.

Или другой пример. На первом участке привезли плохой песок, не годный для бетона. Тем не менее его начали ссыпать. Вдруг, как из-под земли, вырос группорг и поднял скандал, требуя, чтобы песок отвезли обратно. Между тем десятник несколько раз прошел мимо и не обратил внимания на качество песка.

На третьем участке коммунисты формально выполняли свои обязательства. Там несколько колонн имело сквозные раковины, и одна колонна, вместо того чтобы поддерживать перекрытие, просто висела на перекрытии. Здесь брак был обнаружен благодаря непосредственному вмешательству тов. Хрущева.

Наша партийная организация извлекла из этого неприятного инцидента очень полезный урок. Получилось так, что мы, коммунисты, непосредственно работающие на производстве, брак прозевали. На всех сменных собраниях наиболее активные рабочие выступали с заявлениями, что это позорное пятно со своей дистанции мы можем смыть только хорошей работой, хорошим качеством. После постановления МК о качестве работы на третьем участке партийной организации удалось действительно мобилизовать бдительность масс, и можно сказать, что такие случаи больше не повторялись.

Любимым коньком того же третьего участка была постоянная ссылка на недостаток рабочей силы. Дело прошлое, начальник дистанции инженер Фрадкин также любил изредка выезжать на этой «объективной» причине. А на самом деле все зло заключалось в нашем неумении уплотнить рабочий день и поднять производительность труда.

Перед нами стояла боевая задача — до 20 июня 1934 года взять всю землю. Для этого нужно было проходить ежедневно не менее 600 кубов. Особенно трудно было вынимать землю из-под моста: тут и трамвайное движение и грузовики. Лучшие комсомольские бригады были брошены на это дело. Комсомольцы третьего участка, замаливая свой грех с бракованными колоннами, отработав свою смену, шли на выручку. Задерживал транспорт. Иные приходили в такой азарт, что задерживали на площади чужие машины и нагружали их землей.

Вскоре почти все земляные работы были выполнены, оставался только «поп» — маленький земляной массив между первым и вторым участками. Он мозолил всем глаза.

Хотя главный инженер заявлял, что до бетонировки эту последнюю землю забирать нельзя, мы все же понемножку начали ее поклевывать. И когда на дистанцию пришел инженер Стеклер, он обнаружил, что половина земли уже взята. Мы убедили его, что сейчас уже отступать нельзя, нет смысла, и, получив официальное разрешение, ликвидировали «попа» за трое суток.

В самый разгар работ мы узнали, что у нас ожидают приезда тов. Кагановича. Это известие очень взволновало массу, мы ожидали руководителя московских большевиков уже давно. Вечером тов. Каганович приехал. Он быстро прошел к месту, где должен был быть вестибюль, и так конкретно говорил о всех деталях вестибюля, что можно было прямо подумать, будто он является непосредственным строителем станции.

Спустившись в котлован, тов. Каганович потребовал, чтобы начальник дистанции тов. Фрадкин в присутствии рабочих рассказал о всех своих победах и поражениях. После этого Лазарь Моисеевич стал расспрашивать рабочих. Один из лучших ударников — Абрамов — заявил следующее:

— Недостатки у нас такие: плохое использование механизмов, не особенно хорошая организация труда. Вот я например крепильщик, а пришлось стать землекопом!

В заключение тов. Каганович выступил с краткой речью и сказал, что хотя надо работать напряженно, но надрываться не следует. Что же касается в частности нашей дистанции, то на ней центральным вопросом является борьба за качество.

Мы, строители, не только строим метро, но и перестраиваемся сами. У нас на дистанции много молодежи, которая только начала жить. Многие из них только здесь, в котловане, впервые нашли свое призвание в жизни, свою профессию. Много было и служащих, которые здесь, на метро, превратились в производственных рабочих и вероятно никогда в жизни больше не захотят вернуться к канцелярскому столу.

Для того чтобы поднять авангардную роль коммуниста на производстве, мы поставили своей задачей поднять его идейно-культурный уровень. На одном из заседаний парткома мы вызвали один из кружков политграмоты в полном составе и проверили, как каждый коммунист работает над собой, что он читает, бывает ли он в театре. После этого на нашей дистанции у отдельных коммунистов значительно поднялся интерес к культуре.

Большую массовую работу мы провели в период подготовки к октябрьским дням. Мы собрали слет старых рабочих, и, к нашему удивлению, оказалось, что на нашей дистанции есть около полсотни бывших участников Октябрьской революции, гражданской войны, рабочего восстания 1905 года. Нужно сказать, что до этого случая мы никогда не использовали старых кадровиков в качестве активных пропагандистов. А между тем оказалось, что молодые рабочие, недавние сезонники, живо интересуются прошлыми годами революции и что вокруг самого примитивного вечера воспоминаний можно мобилизовать массы на борьбу за выполнение производственных планов сегодняшнего дня.

На слете старых кадровиков выступил бетонщик Маслов, который рассказал следующее:

— Товарищи, у меня сейчас слезы на глаза навернулись. Смотрю я на нашу свободную радостную жизнь и вспоминаю рассказы бабушки, когда мне не было еще десяти лет. А бабушка мне говорила, что, когда она еще была маленькой, помещик, у которого ее родители были крепостными, променял ее соседу на борзого щенка…

Оказалось, что этот рассказ Маслова, — как будто не было ничего ни нового, ни удивительного, — произвел на рабочих огромное впечатление, и мы его обсудили и на участках и в бараках.

Другой рабочий, старик Глухов, рассказал молодежи о том, как в старое время солдат не имел права входить в трамвай. Это сообщение произвело на молодежь, в особенности на допризывников, потрясающее впечатление. Сначала многие даже не поверили, а потом очень смеялись над прошлым.

В дни подготовки к октябрьским торжествам выяснилась и еще одна весьма любопытная вещь. Рабочие нашей дистанции плохо знали Москву, и если они имели исчерпывающее представление о значении Метростроя, то зато не имели ни малейшего понятия о громадных переменах во внешнем виде столицы, которые произошли за последние годы, о социалистической реконструкции Москвы, успешно развивающейся под руководством партии.

На первых же собраниях, посвященных выборной кампании в советы, нам пришлось подробно остановиться на вопросе о реконструкции Москвы. Нам пришлось повозить на грузовиках по улицам столицы не один десяток свободных от работы ударников нашей дистанции, которые, живя и работая в самом сердце пролетарской Москвы, имели самое туманное представление о гигантах-заводах, о новых рабочих поселках, о росте сети усовершенствованных мостовых, о зеленых насаждениях. Так сама жизнь указала нам на целый ряд упущений, сделанных партийной организацией нашей дистанции в борьбе за перевоспитание масс, в борьбе за завоевание сезонника, пришельца из глуши, вчера еще некультурного нацмена. Свои ошибки в этой области нам удалось довольно быстро исправить.

Вскоре на партийном собрании мы имели возможность поставить уже вопрос об отделке станции. Работа наша — 90 тысяч кубических метров земли, 23 тысячи кубических метров бетона и 318 метров тоннеля — подходила к концу. Мы пригласили на это собрание архитектора станции, которую мы должны были отделывать, и он сделал нам подробный доклад о предстоящих работах, ознакомил присутствующих коммунистов с макетами, чертежами и рисунками. Таким образом наша партийная организация оказалась способной с самого начала отделочных работ правильно руководить массой, давая исчерпывающие ответы на все вопросы не только принципиально политического, но и технического характера.

На партийном собрании, на котором обсуждался план архитектурного оформления станции, мы вспомнили предсказание отдельных буржуазных пророков, будто бы коммунисты, придя к власти, если и сумеют поднять производство, то не в силах будут создать собственную культуру, собственное искусство. Мы подчеркнули тот факт, что на данном собрании землекопы и бетонщики, изолировщики и проходчики вместе с архитекторами не только на равных правах обсуждают план отделочных работ, но и дают советы, исправляют подчас ошибки архитектора, словом, превосходно разбираются в этом вопросе.

В процессе работы нам пришлось преодолеть много трудностей. Очень часто руководство партийной организации нашей дистанции критиковали, в частности меня били за ошибки так, что иногда даже обидно бывало: работаешь дни и ночи, а тем не менее всегда говорят: «Плохо. Этого не сделали, того не сделали».

Но вот, когда трезво подумаешь, оказывается, что именно эта критика подгоняла нас и мобилизовала нашу энергию. Мы чувствовали руку партии, тов. Сталина, который, как мы знали, лично интересовался ходом работ на метро, ежедневное конкретное руководство тов. Кагановича, входившего во все детали производственного процесса. Бывали у меня разногласия и с начальником дистанции, чаще всего по вопросам производственного характера. Но разногласия эти сглаживались, и в повседневной борьбе, развиваясь и развивая других, наша партийная организация, возглавляющая коллектив рабочих дистанции, справилась с поставленной перед ней производственной задачей.