Инженер М. А. Терпигорев, начальник шахт № 38-40 и 31-32

Когда я был студентом в Горном институте, очень меня заинтересовала книга Келлермана «Туннель». Там описывалось, как строили тоннель под Атлантическим океаном из Америки в Европу.

Мечтой моей было тогда попасть на подобную стройку. В те годы, когда я кончил институт, строительство крупных шахт еще не было развито, я попал на эксплоатацию. Работал в Донецком бассейне, в Кузнецком, в тресте Уралуголь. За этот период прошел я все стадии инженерской работы — от десятника до технического директора треста.

В 1932 году я из газет узнал о том, что строится московский метро. Меня не отпускали на эту работу. Год хлопотал и наконец был назначен начальником шахты № 38-40.

Я хочу рассказать о том, как вырос я на этой работе, что я на ней понял. Раньше для меня «Туннель» Келлермана был только рассказом о стройке.

Взял я недавно тот же роман — иначе читаю. Я уже теперь знаю, что это за люди строили тоннель, понимаю условия, в которых строился тоннель у Келлермана. Я знаю теперь, что такая постройка — дело большого социального значения, политическое дело; ведь политика-это судьба миллионов.

Мы предполагали строить парижским способом. Вы возьмите английскую, французскую и немецкую экспертизы по постройке метро. Англичане предлагают глубокое заложение, чугунную облицовку, с прокладкой свинцовых листов для изоляции. Немцы предлагают открытый способ работы. Французы — мелкое заложение.

Единое техническое задание и три разных ответа.

Так вот, мы сперва предполагали пойти парижским способом. Что оказалось? Профиль тоннеля проходит в песках, и от свода тоннеля до улицы — 4-5 метров. Кругом старые, «нахалтуренные» пятиэтажные дома, и, главное, рядом проходит канализационный коллектор. Мы с этим делом запутались до того, что шел разговор — нужно законсервировать стройку этого участка.

Дело решалось в Московском комитете партии.

Я тут первый раз увидел, что такое политическая постановка технического вопроса и чем она превосходит узко-инженерную.

Стоит передо мной человек, говорит без терминов, очень просто про мое дело. Говорит про тот самый коллектор, который мне мешает, но он видит его во всей системе Москвы, видит город.

— Мы имеем дело с узкой улицей, перегруженной движением и запутанным подземным хозяйством. Канализационный коллектор мощностью в несколько миллионов ведер создает серьезные затруднения. Не похвалит нас население, живущее на Арбате, если при сооружении метрополитена будет разрушен канализационный коллектор и все нечистоты выступят на улицу.

Мы слушаем и думаем: «Это мы сами знаем, знаем, что дома могут лопнуть. У нас уже приготовлены фотографии, специально выписанные из Парижа, что там тоже лопались дома при постройке метро, да и на коллектор можно найти исторический материал».

Л. М. Каганович говорит:

— Для человека, который поедет в подземке, совершенно безразлично, едет ли он под самой улицей Арбат или в стороне от нее. Мы решаем сохранить станции метро на Арбатской и Смоленской площадях, провести трассу метро в стороне от улицы, через переулки и дворы, что упростит и удешевит все расходы по строительству.

Так просто разрешено было то, что казалось совершенно невозможным разрешить, и правильное решение повело за собой создание новых, более совершенных способов проходки.

По предложению Л. М. Кагановича был принят траншейно-шурфовый способ. Этот способ себя вполне оправдал.

Работать было все равно трудно. Москву в свое время плохо построили, миллионы ведер нечистот идут в глиняных трубах. Эти трубы засариваются, проседают.

При ликвидации аварий дело происходит не так, как в романах.

Нужно останавливать поток грязи. Для того чтобы проявить тут инициативу, нужно побороть не только робость, но и отвращение.

Как-то раз во время одной из таких аварий комсомолец Рябухин, работавший по проходке в нашей шахте, не дожидаясь приезда аварийной бригады, сам полез в канализационный колодец и ликвидировал затопление наших работ, заткнув трубу мешком с песком.

Работать новым способом трудно, он вызывал недоверие и даже насмешки. Когда мы приступили к закладке ряда колодцев (шурфов) под фундаменты домов № 4 и 5, то сразу получили осадки и трещины. Это было ночью.

Приехали работники Моссовета, райсовета. У нашего техперсонала была паника. Люди начали заболевать и проситься на другую работу. Мы таких не задерживали.

Но труднее гораздо было проходить под самой улицей Арбат, которую наш тоннель пересекает. При работе траншейно-шурфовым способом — московским способом — ширина разработки очень большая. Мы в шутку называли эту работу «лавой», так как ширина забоя напоминает разработку угольных пластов. У нас над головой оставалось всего 1,90 метра до асфальта. Мы применяли гидравлические домкраты, чтобы поддержать крепление кровли (потолка) и породы, которая находится над нашими креплениями.

Каждый клочок нашего тоннеля требовал инициативы. Так случилось, что на шахте № 38-40 коллектив рабочих подобрался очень дружный. Это позволило на решающем участке арбатского радиуса закончить работу полностью в конце августа.

Сделали мы 280 метров двухколейного пути.

Оттуда я со значительной частью рабочих нашей шахты был переброшен для укрепления шахты № 31-32, которая строит станцию «Библиотека Ленина».

Здесь работа сильно отстала по сравнению с другими участками арбатского радиуса. Станция эта очень сложная.

Это единственная станция, которая имеет боковые посадочные площадки. В других станциях первой очереди центральная посадочная площадка — так называемая островная. Поэтому наша станция имеет в длину 200 метров и три ряда колонн.

Кроме того здесь пересекаются пути.

Двухпутный тоннель арбатского радиуса пересекается двухпутным тоннелем кировского радиуса. Лоток тоннеля арбатского радиуса оказывается перекрытием для кировского.

Первоначально предполагали, что станцию «Библиотека Ленина» в первую очередь построить не сумеют. Решено было затянуть колонны деревянными крепями и закончить станцию уже во время эксплоатации.

Но Московский комитет партии постановил: работа должна быть сделана без недоделок.

Прихожу на станцию. Гляжу: есть колонны, есть незначительная часть правой стены, совершенно нет левой стены, нет перекрытий и нет лотка.

Нужно вынуть еще 30 тысяч кубических метров земли и уложить 11 тысяч кубических метров бетона.

И тут я опять встречаюсь с проклятым коллектором. Он проходит на расстоянии полутора метров от правой стены станции.

Иду на улицу, открываю колодцы, слушаю.

Шумит, как Ниагара.

От Петровского парка идет этот коллектор, он захватывает нечистоты всей верхней части города. Несется под гору.

Здесь движение потока так сильно, что он уносит все, что в него попадет — тряпки, кости, дерево.

Труба гончарная. Если здесь произойдет авария, то в пятнадцать минут зальет наш котлован, и вся Сапожковская площадь и весь Александровский сад станут озером нечистот.

Работа требовала чрезвычайной осторожности. Для того чтобы переложить канализацию, мы решили закрыть Воздвиженку.

Вечером приезжает Л. М. Каганович вместе с товарищами Хрущевым и Булганиным. Мы им обо всем подробно, с цифрами, доложили. Лазарь Моисеевич нам говорит:

— Закрывать движение я вам не позволю. На то вы и инженеры, чтобы придумать такой способ работы, который позволил бы вам соорудить эту стену без перекладки канализации.

Тогда мы, посовещавшись с партруководством, подобрали лучших бригадиров, таких, как Лагутенко, Барышненко, Калинник.

Работу я поручил инженеру Игнатенко, который очень хорошо работал на Арбате.

Положили мы вдоль гончарной трубы чугунную, осторожно молоточками разбили гончарную трубу и сразу переключили поток нечистот в металлическую.

После этого уже можно было работать.

Сейчас основная работа по станции закончена. Мы перешли к работам по облицовке.

Работа на метро дала мне очень много, воплотилась в действительность моя юношеская мечта: я научился строить тоннели.

Я понял, что такое система руководства, понял, почему мы добьемся успеха, если нам придется повести штольни даже под океаном.