А. Г. Левитас, секретарь парткома шахты № 15-17

Чисто выбеленный, оштукатуренный, залитый электрическим светом, протянулся на сорокадвухметровой глубине готовый участок тоннеля в 812 погонных метров нашей шахты.

Пахнущие смолой ложатся шпалы… Засыпается щебенка… Устанавливается пусковая аппаратура.

Через несколько дней, мягко покачиваясь, заливая тоннели светом прожекторов, пройдет по нашему перегону победный поезд созданной нами лучшей в мире подземки.

Почти три года в холод и жару, по колено в воде, врубаясь в упрямый известняк, борясь с грунтовыми водами, с бою брали мы каждый погонный метр тоннеля.

Когда я пришел на шахту № 15-17, был самый разгар борьбы 2-тысячного коллектива шахты за окончание проходки 1,5-километрового перегона от Кировских ворот до Лубянки.

Оглядываться и осматриваться было некогда. Нужно было, засучив рукава, приниматься за работу и, как всему— коллективу метростроевцев, работать и учиться, учиться и работать. В те дни первыми кубометрами бегона были закреплены только первые победы по овладению техникой метростроения.

Пятьдесят процентов коллектива нашей шахты составляли комсомольцы и молодежь — «тысячники» и «десятитысячники», пришедшие на метро по зову вождя московских большевиков Л. М. Кагановича. Безусые ребята, впервые год тому назад увидавшие отбойный молоток, гордо носили теперь звание бригадиров и звеньевых. На их куртках цвел значок ЗОТ.

Тоннели метро явились огромной оправдавшей себя кузницей кадров. Огромная заслуга здесь принадлежит старым горнякам, кадровикам Донбасса и Подмосковного. Они были первой и надежной опорой парторганизации в борьбе за темпы и качество.

Одним из них является тов. Проскурин, пришедший на строительство метро с двадцатилетним горняцким стажем, накопленным в шахтах Донбасса. Проскурин понимал, что успех строительства зависит от того, насколько основная масса строителей — молодежь — освоит технику метростроения. Его не пугало то, что первое время здесь могут быть неудачи и ошибки.

Любовь старого горняка к молодежи своего класса толкала его к молодым энтузиастам. Он помнил, как дорого стоило ему, шестнадцатилетнему мальчику, борьба за кусок хлеба в шахтах Бельгийского акционерного общества, в условиях гнусной, капиталистической эксплоатации. Он на фронтах гражданской войны проклял прошлое и кровью своей завоевывал будущее для этой первый раз в жизни спустившейся в забой молодежи.

Проскурин стал бригадиром комсомольской бригады. Над ним подсмеивались. Но он был уверен, что лучшая молодежь передовых предприятий Москвы покажет высокий класс работы.

И когда, с каждым днем увеличивая темпы выработки, его бригада 26 марта 1934 года по-боевому выполнила задание по сбойке 15-й и 14-й шахт, он крепким поцелуем с бригадиром шедшей ему навстречу комсомольской бригады 14-й шахты закрепил еще одну победу коллектива.

Проскурин не только учил молодежь узнавать и побеждать грунты и породу. Он учил ее нащупывать породу классового врага, учил распознавать, когда враг тихой сапой, как грунтовая вода, подкрадывался, чтобы уничтожить наши победы.

Махновского бандита Боговина, замаскировавшегося на шахте под блузой рабочего и пытавшегося перебить шланги, по которым питалась шахта воздухом, разоблачил Проскурин. Он же обнаружил хищения и обвешивания в столовой.

В дни траура по тов. Кирову тов. Проскурин вступил в ряды сочувствующих.

Случай с Боговиным не единичен. Классовая бдительность — первое и необходимое качество каждого работника. На этом особенно крепко остановился тов. Каганович в своем выступлении на собрании актива метростроевцев в декабре 1933 года.

И когда у нас то ночью, то днем по никому непонятным причинам почти затихал цокот отбойных молотков из-за нехватки воздуха при полной исправности компрессоров и шлангов, мы поняли, что где-то среди тысячи людей сидел враг. Партком дал задание парторгу Лукичу проверить людей, обслуживающих механизмы. В ночном обходе было обнаружено, что компрессорщик Шишков сознательно пускал компрессор на холостом ходу. Так был разоблачен еще один враг.

Указания тов. Кагановича были могучим средством борьбы парторганизации за сплочение боевого преданного партии коллектива.

Борьба за трудовую, железную дисциплину была одной из основных наших задач. Мы беспощадно боролись с рвачами и дезорганизаторами производства. Одним из таких, наиболее ловким и жульническим был десятник Коробков.

В его смене постоянно бурились вагонетки с раствором. Систематические простои. Самая низкая кладка бетона. Мы взяли его на прицел, и выяснилось, что в смене с его стороны не было никакого руководства движением вагонеток. На неоднократные замечания и выговоры он не обращал никакого внимания.

Приказом начальника шахты он был уволен за халатное отношение к работе. И вдруг недели через две он снова явился на шахту и потребовал уплатить за все прогульные дни.

Размахивая перед лицом начальника шахты, иностранца тов. Фиала, неизвестно каким путем добытым постановлением суда, он угрожал ему и требовал уплаты.

Тов. Фиала предлагал выдать ему деньги, чтобы скорее отвязаться от рвача. Я решительно запротестовал. Я понял, что стать на этот путь — это значит внести разложение в коллектив шахты, так как все рабочие знали Коробкова как дезорганизатора производства. Стать на этот путь — значило неправильно ориентировать и иностранца-специалиста в его отношении к советским законам, так как тов. Фиала тоже знал, что Коробков — дезорганизатор производства.

— Решение суда мы обжалуем, — сказал я ему.-Мы сами пойдем в суд и разоблачим Коробкова в глазах судей.

В течение двух месяцев ходил Коробков по прокурорам, но мы вели твердую линию, и решение суда было отменено. Рвач и дезорганизатор Коробков был еще раз разоблачен до конца.

На этом конкретном примере иностранец тов. Фиала убедился, что отношение судей, прокуроров, секретарей парткомов и начальников к людям в нашей стране зависит исключительно от их отношения к труду и производству.

Но конечно немало было у нас и образцовых работников. Вместе со стройкой росли и люди. Особенно заметен был этот рост на молодежи, на комсомольцах, на своих плечах вынесших трудный, но победный бой за метро.

Спросите, кто на шахте не знает первую значкистку похода им. Кагановича девушку-добровольца Олю Афонину? Она — комсорг смены. Оля ведет людей за собой и для ударной работы и для отдыха на загородные экскурсии. Она умеет сочетать большую производительность труда с культурным использованием досугов. Воспитанная комсомолом и по его зову пришедшая работать сперва на шахты Подмосковного, а потом на Метрострой, она не одинока. Тысячи таких, как она, ребят и девушек пришли на метро, чтобы здесь стать образцовыми ударниками.

Когда-то, в дни первых мобилизаций, упорно сопротивлялись консерваторы из управления метро посылке девушек в шахты. Я работал тогда секретарем Сокольнического райкома комсомола. Много молодых работниц приходило ко мне с требованием отправить их на метро. Первым добровольцем по нашему району объявила себя Зина Маленкова, литейщица завода им. Маленкова, ее отца, видного революционера. И много пришлось приложить усилий, чтобы сломить глухое сопротивление метростроевского руководства по отношению к девушкам. Но мы боролись не зря. Первый пример этому — Оля Афонина.

В конце мая 1934 года было положено начало борьбе за сухой и водонепроницаемый тоннель. Первый этап работы пройден. Как никогда, остро стали вопросы качества. Лучшие ударники похода им. Кагановича — Филимонов, Проскурин, Лукъянцев, Афонина, Богушевич — были избраны общественными инспекторами по качеству.

Днем и ночью дозорные по качеству несли неусыпную вахту за тем, «чтобы в тоннеле нигде не капало».

Речь тов. Кагановича на пленуме Моссовета явилась знаменем нашей борьбы за качество. На основе его конкретных и четких указаний была перестроена вся работа.

Новым подъемом энтузиазма ответил наш коллектив на речь тов. Кагановича.

Вот один из характерных эпизодов этой борьбы. На первом участке надо было разработать 220 погонных метров лотка в семь дней. Задача сложная.

— Полезем, Вергасов, — говорю я начальнику участка, — в шахту, на месте будет виднее.

Быстро из парткома через двор, по лестнице, на эстакаду; стволовой Гришин спустил нас в шахту. Не отвлекаясь никуда в другие забои, мы внимательно осматривали предстоящие работы и размышляли над решением сложной задачи: 220 — в семь дней.

Видим — на границе 14-й шахты у путей, как и всегда, прилежно копается тов. Журкин. Он ремонтирует пути, поправляет трапы, пролегающие между рельсами. Он помнит свои обязательства в походе им. тов. Кагановича: «Исправить пути так, чтобы вагонетки не бурились».

А ведь Журкин, вспомнил я, старый горняк, донбассовец, у него производственный стаж 40 лет. Сейчас ему под 60 лет, но он продолжает работать, хотя имеет возможность перейти на пенсию. Седой Журкин — молод душой. Работа у него кипит, как всегда.

Стояли мы с Вергасовым, продолжая разговаривать о том, как нам 220 взять в семь дней. Некоторые наметки на то, как расставить рабочих и брать 220 с нескольких забоев, у нас были. И решили мы подозвать Журкина, посоветоваться с ним, опыт у него колоссальный.

— Журкин, как дела?

— Ничего, хорошо идут.

— Подойди, пожалуйста, сюда. Слушай, Журкин, тоннель, в котором ты сейчас работаешь, протяжение имеет 220 погонных метров до границы 14-й шахты. На 2-м участке мы 170 метров разработали в полтора месяца. Этот тоннель нам нужно взять в семь дней. Брать с нескольких забоев можно, но тогда как быть с путями? Ты старый путеец, горняк, посоветуй, как бы нам с четырех точек начать работу, не срывая рельсов, чтобы под ними работали проходчики и выдавали на вагонетки грунт?

Журкин очень быстро внес свои дополнения ко всему тому, что у нас было.

— От стены до стены, — говорит, — проложите крепкий кругляк — лес, на него нужно положить пути, а под ним с нескольких забоев вести разработку грунта.

Нашелся лес, нашлись люди. Один из лучших проходчиков — бригадир Беляев — отлично понял обстановку. Приступили к работе. С нескольких забоев начали разработку грунта в лотке, и через семь дней лоток был закончен.

109 % выполнения плана за август — таков был наш ответ на речь вождя.

Оглядываясь на пройденный путь, путь больших и трудных побед, воплотивших в себе волю и монолитность большевистской партии, мы горды сознанием чести работать под руководством «главного инженера» метро — Л. М. Кагановича.