М. И. Ольхович, секретарь парткома шахты № 7-8

Я был вызван 20 июня 1933 года по телефону в Московский комитет к тов. Хрущеву, и он сообщил мне, что Московский комитет мобилизовал меня для партийной работы на Метрострое.

Сперва меня направили на 9-ю шахту. Шахта помещалась возле Александровского парка. На границе 9-й и 10-й шахт мы обнаружили подземные ходы времен Ивана Грозного. Против гостиницы «Националь» открыли мы кладбище. Там был когда-то женский монастырь. Скелеты помещались в долбленых колодах. Возле колод — звали их когда-то домовинами — стояли кувшины. Мы взяли часть гробов, а остальные решили оставить на месте и забетонировать.

Были интересные случаи с этими раскопками.

Один парень, Яремчук, на разработке верхней штольни нашел даже гробницу татарского хана.

Помню еще такой факт. Раз комсомольцы наткнулись на клад. Прибежали ко мне. Прихожу. Известковая яма, в ней рубли николаевские и александровские и царские золотые пятерки. Народу собралось — уйма.

Но дело не в раскопках конечно.

Я пришел на шахту с большой работы. Правда, в детстве я учился плохо, плохо меня учили. Писать я учился на заборе. Революция застала меня кузнецом, сделала красноармейцем. Воевал я с Врангелем, оглох на одно ухо от снаряда. Учился в рабочем семинаре, в Институте красной профессуры, но только десять месяцев. Одновременно работал инструктором Краснопресненского райкома; с этой работы и пошел я на шахту.

Контора шахты состояла из сорока человек, и ютилась она в помещении маленького магазина. Начиналась проходка подходной штольни, которая выводила нас уже на трассу Моховой улицы. Было у нас еще одно деревянное помещение, не утепленное. Там — красный уголок. В этом красном уголке могло бы повернуться не больше чем два человека. Там было помещение парткома.

Вся работа была для меня новой. Начальник шахты тов. Ермолаев, инженер из тайги, и с ним уральские рабочие. Провели мы собрание, выбрали бюро из трех человек и одного кандидата.

Узнаю, что в забое нет ни одного коммуниста. Значит мы к этой шахте имеем только поверхностное отношение. Нужно было найти коммунистов, поставить их на работу, помочь им овладеть техникой, овладеть техникой самому.

Первоначально не все шли охотно. Получили мы людей из райкома, пришли люди из двухтысячников. Пришли к нам женщины-откатчицы Жукова и Волкова, крупные девчата, физкультурницы. Они пошли в забой.

Ермолаев привез с собой десяток инженеров и техников и человек сто рабочих. С другой стороны, мы имели комсомольцев и рабочих с московских фабрик. Уральцы — народ опытный, но необработанный. Ермолаев их ставит на ответственные работы, а комсомольцев — на подсобные.

В составе бюро были тов. Яремчук, проходчик Ратников. Составили мы молодежную бригаду, бригадиром стал Яремчук. Пошла работать комсомольская бригада и стала давать в полтора-два раза больше уральцев. Тогда и уральцы к нам приблизились, и нам стало легче пользоваться их опытом.

Опыт старых рабочих — очень серьезная вещь. Он обеспечивает длительную спокойную работу и уменьшает утомляемость.

Было трудно. Приходили люди, коммунисты, просили их отпустить с работы. Я не отпускал никого.

Проходчик, кандидат партии Козловский, принес мне заключение врачебной комиссии, что ему работа вредна. Я его не отпустил.

Сейчас работает Козловский заместителем бригадира Яремчука и становится самостоятельным бригадиром. Он — значкист.

Тов. Козловский при встречах со мной сам над собой смеется:

— Выздоровел!..

В чем тут дело? Нужно в работу втянуться. Когда вы начинаете работать, сразу приходит усталость, но нельзя сходить со своего рабочего места, — усталость проходит, и начинается рабочее вдохновение. Этого врачебная комиссия не знает, мы знаем — парторганизация.

Около шахты № 9 была еще шахта 9-бис. Вот где было трудно! Там мешал работе крепкий известняк с очень большим водоносным слоем.

Работали, стоя по пояс в воде.

Ствол 9-бис проходился в течение июля-августа 1933 года, и только в конце сентября была начата проходка подходной штольни на шахту № 7-8.

Туда я и был переброшен.

Ездили мы по улице Моховой, было написано на всех углах, что она — Моховая, но этому мы не придавали значения. А она — моховая, значит болотная, плывунная, водоносная.

Не будет она больше Моховой, станет она аллеей Ильича.

Шахта № 8, которая строит станцию «Библиотека Ленина», была заложена в 1932 году. Геологические условия шахты № 7-8 очень сложны. Кругом плывуны и пески.

Теперь вспомните, что у нас было над головой. С правой стороны шахты стоит большая постройка — новая Библиотека Ленина. С левой стороны — здание Коминтерна и ряд трех— и пятиэтажных домов. На 7-й шахте, на линии правого однопутного тоннеля, стоит на поверхности прекрасный старый дом — Румянцевский музей. А на подходных тоннелях к шахте № 8 со стороны 9-й шахты на поверхности стоит здание четвертого дома ВЦИК.

Состав коллектива рабочих и ИТР на шахте № 7-8 совершенно другой, чем коллектив 9-й шахты. Здесь главный начальник тов. Барышников, хороший тоннельный инженер, и с ним группа рабочих, уже проходивших с ним тоннели на Херсонской дороге и на горных дорогах Закавказья.

В течение 1933 года коллектив строительной шахты № 7-8 вышел по конкурсу Метростроя на второе место, получил премию в десять тысяч рублей и завел свой собственный духовой оркестр.

19 декабря 1933 года с большой речью выступил на собрании ударников, инженерно-технического персонала и партийных работников Л. М. Каганович. Здесь он дал нам анализ задач, показал место метро в строительстве всей страны и зажег в нас энтузиазм.

Работать нам было трудно. Дома трещали над нами. Коллекторная труба проходила за стеной нашей станции и висела над нами угрозой. Вода и плывуны заливали то место, которое мы выбирали. Грунт под зданием Коминтерна мы силикатизировали, но все же опасность подвижки грунта не была целиком предотвращена. А главное, станция и тоннель наш были построены без изоляции.

Между тем московский метро должен быть сухим,— это парижский метро может быть сырым. Здесь нам помог иностранный специалист, американский инженер Морган. Идея у него была в общем простая. Сводилась она к двойной стенке, в пустоте которой сделаны специальные отводы для просачивающейся воды.

Рядом с Морганом нужно упомянуть бригадира Холода. Это — быстро растущий человек. Полтора года назад он приехал к нам из Донецкой области неразвитым парнем, а сейчас он один из лучших бригадиров нашего строительства. Мало того что он превосходно работает, он как член партии все время несет партийную нагрузку, он группорг, сменный парторг, парторг участка, член парткома и воспитатель новых бригадиров.

Кто нас всех обучал? Мы в своей работе ежедневно ощущали руководство Московского комитета во главе с тов. Кагановичем.

Тов. Каганович идет по шахте и начинает проверку с мелочей: есть ли кипяченая вода в баке? И одновременно смотрит весь разворот работы и одновременно сохраняет улицу Фрунзе для Москвы. Нам хочется работать пошире, для нас москвичи — помеха. Лазарь Моисеевич хорошо умеет показывать нам, с какими людскими кадрами мы работаем и из-за чего сейчас работают советские рабочие.

Вот он подходит к одной девчине, спрашивает:

— Где ты прежде работала?

Она отвечает:

— В ресторане «Савой».

— Вот ты работаешь здесь — тут грязно, а в гостинице чисто, тепло, уютно, весело. Если приходится бегать по лестнице, так на лестнице ковер.

Работница отвечает:

— Там я среди иностранцев, среди чужих, а здесь я попала как домой.

— Все-таки трудно? — спрашивает Лазарь Моисеевич.

Она ему отвечает:

— Да, трудновато, но это меня не пугает. Чисто и здесь будет, мы эту станцию мрамором отделаем.

И Лазарь Моисеевич заговорил с ней об отделке станции.

Я слышал последний раз Лазаря Моисеевича 1 ноября 1934 года на совещании с архитекторами. Он с таким знанием дела разговаривает с архитекторами, что они соглашаются с ним — не потому, что он Каганович, а потому, что он дает им точные указания. Например оформление потолка. Архитекторы хотели разделать потолок кессонами — конечно не теми кессонами, которыми проходят грунт в плывунах; у них кессонами называются лепные украшения четырехугольной формы.

Лазарь Моисеевич говорит:

— Мы должны гарантировать пассажиру полную безопасность. Что произойдет, если кессон от сотрясения упадет? Ведь будет разговор, что в метро потолок упал. Сделаем лучше гладкий потолок — от этого потолок будет казаться выше — и украсим его светом.

Тут же проходит начальник 10-й шахты Бобров со своими архитекторами, приносит образцы мрамора и гранита, говорит:

— Вот этим гранитом мы будем облицовывать колонны.

Лазарь Моисеевич не соглашается. Он говорит:

— Облицовка гранитом даст конечно впечатление монументальности, но колонна и сама по себе махина… Давайте лучше облицовывать колонны светлым мрамором.

Лазарь Моисеевич образцы мрамора для облицовки носит в карманах. 1 ноября он принес показать образцы мрамора, посовещался— и ведь не забыл их на столе, унес с собой…

Были затруднения с цементом. Лазарь Моисеевич сам включается в работу, ведет разговор по телефону и заодно организует дело с вагонами для цемента.

И руководство тов. Сталина мы на строительстве также чувствуем очень часто и крепко.

Тов. Сталин во всей широте поставил вопрос о качестве работы и изменил сроки пуска, для того чтобы гарантировать качество.