С. И. Федулов, плотник и бригадир-проходчик шахты № 10

Любопытно сказать, хотя и стыдно, что приходится мне писать историю метро, не научившись хорошенько грамоте.

Я — крестьянин. Родился в 1902 году.

По профессии я плотник и до 1924 года работал исключительно в деревне.

Прослужил я два года в Красной армии и хотел остаться в ней, но меня позвали домой, потому что у меня заболела жена. Приехал домой, выбрали меня членом сельсовета, в сельсовете я проработал до 1928 года и опять был так занят, что грамоте не научился.

В 1930 году оказалось, что у жены моей туберкулез кости. Делали ей в Борисоглебске операцию и потом сказали, что нужно ехать в центр, лечить ее электричеством.

Взял я свой плотнический инструмент, выписался из сельскохозяйственной артели и поехал в Москву.

Работал я сперва по плотничьей части на Каменном мосту у инженера Боброва. Потом строил дома на станции Лось, потом перешел на работу на завод Фрунзе.

Зимой 1932 года встречаю земляка, и он меня спрашивает, не хочу ли я итти работать на метро. А я в свою очередь спрашиваю его:

— А что такое метро?

Земляк отвечает:

— Место такое, там инженер Бобров работает, ты его знаешь.

Я пришел к инженеру Боброву, он узнал меня и спрашивает:

— Сколько у тебя в бригаде человек?

Я отвечаю:

— Тринадцать.

— Приходи со всей бригадой, — говорит мне Бобров.

Я начал говорить с ним о карточках и об общежитии.

Бобров мне отвечает:

— Тут мы получили церковь, вот и начинайте работу, переделайте ее в общежитие.

Мы сделали в церкви общежитие. Тут дали и мне уголок на правом клиросе. Церковь мы работали в смену, а сверхурочно доделывали забор на 10-й шахте.

Заместитель начальника Морозов хотел меня потом из общежития выселить, говоря, что в общежитии с семьей жить нельзя. Я ему объяснял, что в Москве мне квартиру найти нельзя, а он предложил мне взять расчет.

Но Бобров знал мою работу и разрешил мне жить в общежитии, пока не найдется другой квартиры.

Вышло так: строили мы бараки на Корабельниках, строили мы дом для ИТР на Плющихе, строили мы бригадой и в Филях, потом построили мы эстакаду на 11-й шахте. Работала она недели полторы, потом ее стали сносить вместе со старым домом Голицына, на месте, где сейчас стоит дом СТО, а нам пришлось опять строить эстакаду. Так строил я эстакаду и ломал, а сам смотрел, как она устроена.

После этого мою бригаду перекинули на 12-ю шахту. Там мы опять сделали эстакаду, но порода с эстакады не попадала прямо на платформу. Я там сделал свое предложение, построил эстакаду по-своему, и порода начала попадать на платформу аккуратно.

Это меня воодушевило. И тут нас перебросили на расширение ствола. В стволе ходила клеть с одной вагонеткой, а нужно было сделать так, чтобы в клеть вошли две вагонетки.

Работали мы горячо, по две-три смены зараз, потому что шахта была остановлена. После этого перекинули бригаду на 11-ю шахту, в которой еще ходила бадья. Мы сделали в этой шахте направляющие брусья, по которым ходит клеть.

Работали мы ровно сутки. К семи часам закончили работу. Сон нас давил.

Приходит Бобров, спрашивает:

— Готово?

— Готово.

Начинают пробовать, и клеть идет хорошо.

Нас тогда крепко благодарили.

Было в то утро в моей бригаде двадцать два человека. Сказали нам, что будем мы работать как крепильщики и проходчики, и развернули бригаду на сорок шесть человек. Ребята были заинтересованы работой.

Мы раньше бывали на шахтах, но сами не работали. А тут мы ставили крепления, встретили плывуны, и у нас появилось жутко много воды.

В одну смену мы поставили наружную и внутреннюю рамы и за одну смену пробили деревянный шпунт. Рамы сделаны были по моему предложению. Шпунт уже у нас кончался, потому что плывун был метра в полтора, и вода проникла за марчеванки.

Мы затыкаем паклей, а вода все идет.

Но все же плывун в полтора метра прошли мы за двое суток, и хотя и сверху и сквозь крепления лила вода, но мы уже прорвались через плывуны.

5 мая 1934 года мы пришли к Емельянову. Он нам дал разработку калотты, дал задание поставить кружало и сделать опалубку, но он так нас расставил, что мы не могли развернуть фронт работ.

У нас в звене было десять-одиннадцать человек, а работать зараз могли только шесть-семь человек.

Я пошел к Боброву для выяснения вопроса, потом пошел в партком. Добился правильной расстановки людей.

За два месяца мы разработали пять калотт, и потом перешел я к Савельеву работать в южном вестибюле у станции «Охотный ряд».

Емельянов нашей бригаде уже доверял, потому что общественный инспектор по качеству Фаяс Замалдинов смотрел качество наших креплений и признал их хорошими.

Перевели нас на наклонный ход, а оттуда на мост.

Дело тут в том, что нужно было покрыть весь Охотный ряд мостом. И по этому мосту должны были ходить трамваи и автобусы.

Работать мы могли только ночью, потому что днем должно было происходить трамвайное движение.

Мы породу сняли за смену, чтобы уложить муерлаты (соединение четырех брусьев на весь мост). На эти муерлаты потом кладут тавровые балки, а потом идет перекрытие. Днем мы все подготовляли, но трамвайные пути не трогали, а работали ночью. Начали мы работать, сделали черный накат между путями. Муерлаты уложили и тут же затягивали металлические балки.

Мы ввосьмером таскали двенадцатиметровые тавровые балки. На моем участке надо было уложить двенадцать тавровых балок и спустить металлический муерлат метров двенадцать. Тавровые балки мы уже положили и положили постоянные брусья, и тут уже начали работать бока.

Шел ливень, вода текла. Начала вода уже подходить к котловану. Приказал Савельев снять всю бригаду и начать засыпать, чтобы вода не подступала.

Вдруг прибегает Бобров, белый, кричит:

— Федулов, где твоя бригада? Спускайтесь скорей в шахту на перекрепление, вода в шахте!

Мы бежим спускаться, а он нам кричит уже глухо:

— Давай обратно наверх!

Выбегаем.

Смотрим: на Охотном ряду получилась воронка, и вода хлынула в наши тоннели. Потухло электричество. Дождь идет. Стоят в дожде десятиэтажные по бокам Охотного ряда недостроенные домины, а воронка растет и идет к домам.

Я — в тоннель. Тут лежит телефонная труба, на нее сверху был уже положен бетон, а рядом электрические кабели. Нам самое главное — их спасти.

Все конечно здесь были растерянные, и как раз за это дело был ответственным Савельев.

Я ему предложил:

— Тянем тавровые балки насквозь и подвесим к ним кабели, чтобы они не порвались.

Бригада подает балки враз. И нужно тут на кабель становиться, чтобы его вязать. И когда встали на кабель, все кругом стали ужасаться, потому что было сильное напряжение и могло оно человека угробить. Ну, все мы это сделали, подвесили, закрепили, и нас перекинули на работу по забутовке.

Работаем мы на забутовке в воде и видим, что как раз у трамвайных путей было кладбище, и через это-то самое кладбище вода и прорвалась.

Потом повесили мы телефонные трубы на канатах, и на третий день Савельев нас с этой работы снял.

Много было здесь по Москве об этой аварии разговоров, и мне даже на улице посторонним людям нужно было объяснять, чтобы они в этой аварии метро не винили.

Потом мы пошли опять на свой участок, работали на мосту и разрабатывали вестибюль.

Тут был очень крепкий известняк. Нам Савельев не верил и все спрашивал:

— Почему так медленно проходите?

И сам спустился, взял молоток и бил целый час, но сыпалась только мука.

Били мы этот известняк, били, били, и сыпалась мука и сыпалась. И шли мы так 2 метра, а потом опять пошел мягкий грунт.

Пошли мы наклонным ходом, и нужно было удержать лоб в 12 метров.

Тут мосту было не на чем держаться. Мы сделали дополнительные крепления и очень интересные куски, в каждом куске четыре толстых бревна, и в них мы даем подкосы. У нас такое тут деревянное крепление, что его проверяют кувалдой.

По нашему мосту ходят трамваи и автомобили, и прошли два танка.

В деревянных креплениях, должен я вам сказать, как я сужу по заработку хотя бы, у меня есть способности.

Работаем мы в бригаде хорошо. Есть у нас курские завербованные, есть и татары, женщина одна работает.

Будет вторая очередь, стану я работать по восемь часов. Можно тогда будет учиться, тогда напишу я грамотней и понятней, как я строил мост под Охотным рядом, как стояли деревянные крепления, а на полях сделаю чертежи всего этого собственноручно.