Я. Л. Яремчук, бригадир сквозной бригады шахты № 9

Инженером я конечно работать не мог. Я попросился слесарем на щит. Послали на 12-ю шахту.

На шахте секретарь парткома мне сказал:

— Щит стоит, и неизвестно, когда пойдет. Иди работать сменным слесарем или — еще лучше — проходчиком. Там заработок хороший.

Я ответил:

— Меня заработок не интересует.

В тот же день я пошел к одному товарищу, студенту из Донбасса. У него сидели ребята, и я им рассказал, что меня зовут проходчиком на метро. Они начали смеяться надо мной, говорили, что я на другой же день убегу из шахты. Меня это задело, и я решил обязательно итти работать проходчиком. Товарищ посоветовал мне итти на новую шахту. 12-я была уже пройдена. Пошли мы с ним выбирать шахту. На Моховой все еще было открыто. Я пошел туда, зашел к секретарю парткома и сказал:

— Я послан на 12-ю шахту, но хочу работать у вас проходчиком.

Он сразу забрал у меня документы и ответил:

— Ладно, переходи к нам.

На следующий день я вышел на работу.

Нас тогда в шахте было всего шесть человек, пройдено 2 метра.

Пришел я, смотрю — сидят старики-уральцы.

Я спросил:

— Ну, как работать проходчиком?

— Попробуешь, тогда узнаешь, — ответили они.

Я спустился в шахту и сразу же провалился в зумпф. Вылез мокрый и растерявшийся. Десятник подошел и начал кричать:

— Ты чего стоишь, работать надо!

Начал я работать. Проходчики сказали, что учиться мне придется не меньше чем полгода. Спрашивали, работал ли я в шахте. Чтобы не подорвать авторитета, я ответил, что работал в Донбассе.

Но вот надо было открывать забой. С одной стороны поставили старика, татарина Шихудинова, опытного горняка, с другой — меня. Я верчусь и не знаю, с чего начать. Начал смотреть, как работает Шихудинов. Что он делает, то и я повторяю. И так все время. Правда, качество может быть у меня и страдало, но я от него не отставал. Инженер посмотрел и говорит:

— Да ведь он же забойщик!

Дали мне третий разряд, через неделю — пятый, а еще через две недели — шестой. Заслужил я на шахте славу опытного забойщика.

К этому времени на шахту пришло много комсомольцев. В смене их было до пятидесяти человек. Меня вызвал секретарь комсомольской ячейки Соколов и сказал, что он думает организовать комсомольскую бригаду. Спрашивает:

— Пойдешь работать?

— С удовольствием!

Соколов тогда поставил перед начальником шахты вопрос об организации комсомольской бригады. Начальник отказал: он боялся доверить комсомольцам забой. Соколов мне об этом сказал, и я сам взялся за дело.

Техники и десятники обещали мне помочь. Оставалось только уговорить начальника шахты. Я пять раз ходил к нему, по часу просиживал у него в кабинете. Наконец он согласился и отдал приказ о назначении меня сквозным бригадиром.

Вначале на шахте было много разговоров о том, что мы работу завалим. И, правда, в первый день мы плана не выполнили. Шуму и разговоров было тогда очень много. На второй день мы еле-еле выполнили план. Я работал тогда три смены подряд, ни ног, ни рук не чувствовал. На третий день мы дали уже 1,2 метра, а через две недели давали в сутки 2,8 метра. И все это вручную, кайлом. Такой цифры на Метрострое не давала ни одна бригада. Даже старые горняки давали максимум 1,5 метра. На следующий месяц мы тоже перевыполнили план, и наша бригада стала лучшей на шахте.

Когда начали разрабатывать калотты, на первую опытную калотту поставили мою бригаду. Мы эту калотту разработали за двенадцать дней. Дали нам норму в 16 погонных метров в месяц. Мы разрабатывали калотту в пять дней, еле-еле укладываясь в норму. Но через три месяца мы уже выставили встречную норму — четыре дня, а потом начали разрабатывать калотту в два с половиной, в два дня. Наша бригада работала быстрее всех. Работали так, что бетонщики не успевали за нами бетонировать. Доходило до того, что начальник шахты говорил:

— Остановите бригаду Яремчука, переведите ее на два дня на подсобные работы.

На станции «Охотный ряд» предстояла огромная выработка. Техническое совещание решило на разработку первой калотты бросить мою бригаду. Абакумов приказал — калотту сделать в один месяц.

Работать пришлось в ужасных условиях. Грязь там была невообразимая, вода кругом. Когда мы вылезали из шахты, на нас не было сухой нитки. Потолок все время садился. Повесишь бревно сантиметров в сорок, вдруг треск — и бревна как не бывало.

Эту калотту вместо месяца мы разрабатывали двадцать один день. В нее вошло 350 кубических метров бетона. За разработку ее Абакумов нас премировал. Я получил тысячу рублей.

Там же со мной произошел такой случай. Шли мы тремя штольнями, которые соединялись девятиметровой фурнелью. Если бы эта фурнель забилась, мы были бы отрезаны. И вот один раз она забилась. По правилам ее надо было пробивать сверху, но тогда пришлось бы работать недели две. Начальник участка согласился пробить ее снизу. Послал Шихудинова. Шихудинов пошел, промок весь. Кроме того там сильно било током. Он ничего не мог сделать и вернулся. Тогда начальник участка поручил пробивку моей бригаде. Я послал одного из ребят — Шупова. Он заколебался. Тогда я решил пойти сам. Взял у десятника резиновую спецовку, чтобы меньше било током, и начал собираться. Шупову стало неловко, но я ему сказал:

— Ты оставайся. У тебя двое детей. Убьет тебя, некому кормить их будет.

И девчатам сказал шутливо:

— Прощайте, может не увидимся больше.

Взял с собой парня и говорю ему:

— Ты, Васин, смотри, буду падать, тяни меня за ноги.

Полез я, пробил метр — ничего, пробиваю второй — и вдруг сверху ухнула порода, свалила меня в нижнюю штольню и засыпала. Я только помню, как что-то ударило по голове.

Очнулся я уже в больнице на вторые сутки. Оказалось, что у меня сломана нога в трех местах. Ребята потом рассказывали, что они отрыли меня лопатами и дернули за ногу. Я будто поднялся, закричал, а потом шлепнулся лицом прямо в грязь. Я ничего этого не помню.

Полтора месяца я пролежал в гипсе. 29 апреля 1934 года меня выписали. Пришел домой и не узнал своей комнаты.

Перед самой болезнью я женился. И вот, пока я был в больнице, мне отремонтировали комнату, купили мебель, привезли дрова. Жена сказала, что секретарь парткома сам привозил все, сам расставлял мебель.

Я пошел на шахту.