1935 год

Надо это помнить


Е. Л. Лимончик, бригадир комсомольской бригады им. Кагановича, шахта № 13-14

Если раньше я был беспризорник и вор, то теперь я знатный человек на Метрострое. Меня знают в Московском комитете партии. Я кандидат в члены Моссовета.

Надо рассказать, как это вышло.

Мне было три года, когда умерла мать. Через неделю умер отец. Меня взял к себе дядя, сапожник.

Дядя мой был настоящий эксплоататор. Он заставлял меня работать, бил и не давал есть. Промучился я у него семь лет.

Однажды вечером я забрался к дяде и украл у него хлеб. С этим хлебом я пришел к беспризорным. Они увидели, что я свой, и взяли меня в компанию. Начал я с ними водиться, из дому ушел.

Мы жили в подвале большого дома. В этот подвал ребята приносили вино. Мы все пили тогда. Выпивать с нами приходил и Ванька Косой. Это был здоровый парень, настоящий вор. Я был очень горд, что он со мной водится, и часто помогал ему на «работе». А «работать» я научился очень скоро. Я делал самую «квалифицированную» работу и мог вытащить бумажник, где бы он ни лежал. А срезать часы с руки для меня было сущим пустяком.

Но раз я засыпался. Мы «работали» тогда в трамвае. Вдвоем с одним парнем мы выследили кассира. Мой парень заговаривал его, а я бритвой отрезал ручку у портфеля, кассир даже не услышал. Но меня поймали и так избили, что я пришел в себя только в подвале. Несколько дней я лежал, а потом решил уехать из Одессы.

Я объездил весь Советский союз. Был в Киеве, в Ростове, в Москве и на Кавказе. Я «работал» в поездах. Когда я на одной маленькой станции выскочил с чемоданом, меня забрали. Это был мой первый привод. Но я был маленький, и меня долго не держали.

Я уехал в Москву. А в Москве засыпался уже серьезно. Меня поймали на одном деле и отвели в МУУР. Это был уже настоящий привод. Меня сфотографировали и сняли отпечатки пальцев, потом отдали в Деткомиссию ВЦИКа.

Я уже начал понимать, что это не жизнь. А когда в Деткомиссии две женщины со мной поговорили как следует, я решил бросить воровство, только просил, чтобы меня научили работать.

Деткомиссия послала меня в Днепропетровск, в фабзавуч. Я жил там в общежитии с другими ребятами, среди которых было много таких, как я. Теперь они не воровали, а учились и работали. Меня втянули в комсомол. Так я отошел от воровской жизни.

Фабзавуч я окончил в 1932 году, кончил хорошо и получил аттестат. Я попросился в Москву учиться. Мне дали рекомендацию, и я опять приехал в Москву. Поступил работать в автобазу ОГИЗа.

Там я проработал вплоть до мобилизации на метро.

Я попал на метро в числе десяти тысяч комсомольцев. Пошел я с большой охотой. Я знал, что на метро очень интересно работать. А меня поставили подметать двор. Я разыскал секретаря комсомольской ячейки и попросился в шахту.

Вдвоем с комсомольцем Мазниченко мы работали на откатке. Сначала было тяжело, я не привык к физической работе. Мы давали в смену 5-6 вагонов, и нам казалось, что это очень много. А тут еще старые горняки, с которыми мы работали, смеялись над нами.

Мы ничего не знали. Бывало, скажут нам: «подай марчеванку», а мы стоим, как дураки, и не знаем, что делать.

Но постепенно привыкли. Я начал давать 8-10 вагонов в смену, потом давал уже рекорд — 20 вагонов, а в конце и 40 вагонов для нас уже не составляло труда.

На основной работе — на молотке — мне тогда приходилось работать очень мало. Только когда кто-нибудь из проходчиков уходил, я брал молоток. А работать проходчиком очень хотелось, и я ловил каждую минуту, чтобы поработать на молотке.

Товарищ каганович и американский инженер Дж.Морган на метро

В феврале 1933 года мне дали пятый разряд и поставили звеньевым. Ребята тогда подняли вопрос об организации комсомольской бригады. Организацию этой бригады поручили мне и комсоргу Плясову. Мы подобрали тогда действительно хороших ребят.

Когда бригада была организована, мне предложили стать бригадиром. Я отнекивался. Вызвали меня в комитет комсомола и сказали:

— Комсомольская бригада должна быть передовой, — это большая честь быть бригадиром такой бригады на метро.

И я принял бригаду.

Когда мне дали план на первый месяц, я испугался. Он показался мне очень большим. В бригаде у меня был молодняк, и я не был уверен, что план мы выполним.

Наш секретарь опять сказал мне:

— Помни, твоя бригада комсомольская.

Я тогда вернулся в бригаду и начал прорабатывать с ребятами план. Проработали мы этот план, а надо было нам проходить фурнели. Раньше мы этой работы не делали. Но нам очень много помогали инженеры, особенно инженер Мосошвили. Он часто оставался на вторую смену, чтобы показать ребятам, как надо работать.

Нашей бригаде дали проходить фурнель и бригаде Замараева, старого горняка, дали то же. Замараевцы начали даже на два дня раньше нашего. Но мы их обогнали, сделали свою фурнель, доделали фурнель бригады Замараева и после этого прошли еще две.

Нашу бригаду всегда посылали на самые тяжелые участки — на плывуны, в воду. Плывуны прорывались, грунт осыпался, и нас часто било камнями по спине. Но мы не обращали на это внимания.

Лучшим у меня в бригаде был звеньевой — осетин Лешка Цховребов. Он ничего не боялся, ходил в самые трудные места. И на удержание плывунов я его всегда посылал.

Разрабатывали мы одну калотту, от которой в шахте все отказывались. Технический персонал решил ее не трогать, так как по геологическим условиям там было очень опасно. Но мы на собрании бригады решили ее сделать и через комсомольский комитет добились, чтобы нам ее дали. Мы ее разработали за 10 с половиной дней. Спецовки на этой работе пришлось менять по три-четыре раза в смену. Работа шла в замороженном грунте, и вода была очень холодная.

Из этой калотты вылезали не люди, а кучи грязи: так там мокро и грязно было. Мы делали работу даже тогда, когда технический персонал говорил, что не надо делать. Не секрет ведь, что иногда сменный инженер старался передать тяжелую работу другой смене. Но мы не слушались, а делали.

Иногда тяжело было работать, но мы никогда не унывали. Бывали случаи, что больше одной марчеванки в день заходить не удавалось. Вода бьет, грязь такая, что не повернешься. Надо было заводить и тут же крепить. А тут еще кровля отойдет либо еще что-нибудь, но мы работали, энергии у нас на все хватало.

А когда нам предложили итти навстречу комсомольцам английского щита, ребята наши приняли эту работу с гордостью. Наш участок назвали «Комсомольским крылом». Ну, мы и старались оправдать это название.

Мне сказали:

— Вот тебе участок в тридцать метров. Вы должны его закончить целиком. И отделку и изоляцию.

И мы сделали. Секретарь Дзержинского райкома Ширякин тогда говорил, что поставит на этом участке мраморную доску, на которой будет написано, что сделала участок комсомольская бригада Лимончика.

С мая 1934 года моя бригада не знает невыполнения плана. Мы в мае выполнили план по грунту на 122 %, а по бетону на 420 %. Вначале мы клали по 25 вагонов в смену, а потом стали класть уже по 40. Правда, теперь кладут и по 100, но тогда мы ставили рекорды.

Ребята ко мне в бригаду шли очень охотно. Мы хоть много работали, но зато и зарабатывали больше других. Я например меньше 600 рублей не зарабатывал, а бывало и 700 и больше.

Тов. Абакумов однажды даже сострил:

— Если вы Лимончику будете платить такие деньги, он у вас скоро апельсинчиком станет…

Когда я услышал выступление тов. Кагановича на слете ударников Метростроя, то вернулся в бригаду и сказал:

— Мы должны быть первые — и мы будем.

Ребята со мной согласились, и мы действительно первые на шахте стали бригадой им. Кагановича.

Очень много помог моей бригаде секретарь парткома Погребинский. Он часто беседовал со мной. После разговоров с ним я собирал ребят и говорил:

— Перед нами поставлены такие и такие-то задачи. Выполним мы их или оскандалимся?

И мы никогда не «скандалились».

Нас за это премировали. Меня например МК комсомола премировал фотографическим аппаратом. А начальник шахты за то, что мы забетонировали калотту в течение десяти часов, дал мне 150 рублей и всю бригаду премировал.

Недавно ко мне приезжала из Одессы тетка. Она услыхала, что я работаю на шахте, и решила меня забрать. Ну, я ей дал денег, купил платье, дяде купил костюм, послал братишке разные вещи. А когда провожал ее на вокзал, не удержался и сказал:

— Вы все меня считали вором и жуликом, из дому меня выгоняли. А теперь кем я стал? Видишь, что наша страна с людьми делает!