Е. М. Кноссалло, бригадир сквозной бригады шахты № 18-бис

Фоминых и я спустились в шахту. Шли мы с большой охотой, но приняли нас очень неприветливо. Не доверяли, без толку гоняли с места на место и всячески старались показать, что девчатам нельзя поручать настоящую работу, они-де все равно с ней не справятся.

Мне это очень не понравилось. Я пошла в комитет комсомола и потребовала, чтобы мне дали настоящую работу. Я доказывала, что если нас сюда прислали, значит должны использовать как следует. Тогда меня и Фоминых поставили на бетон. Работали мы в бригаде Халтурина.

Халтурин увидел, что я работаю неплохо, и перевел меня под землю. А тогда в шахте были только одни ребята. И вообще на шахте считали, что девушки под землей работать не могут. Мы это мнение разбили. Я уже под землей получила четвертый разряд и работала на самой тяжелой работе — закидке бетона.

Девчат в шахте становилось все больше. Все они собрались в нашей бригаде. Мы работали по укладке бетона, и это вызывало много толков. В других бригадах этого не было. Там девушкам не доверяли укладку, считали, что они не могут как следует утрамбовать бетон, что у них нехватит силы ударить трамбовкой. А ведь качество работы у нас было лучше, чем в других бригадах. Мы успешно прошли техучебу, сдали экзамены на «отлично», и весь процесс работы был нам ясен. А ребята от учебы частенько отлынивали.

Когда начались бетонные работы на шахте № 18-бис, десяти человекам из нашей бригады предложили перейти туда. Пошла и я вместе с другими девушками. Мы попали в смену Никифорова. Он нас не принял. Ходил в партком и к начальнику и все требовал, чтоб ему дали бетонщиков, а не девчат. Нас он за бетонщиков не считал.

Все же мы остались у него работать — уговорили. А бетонные работы были у него организованы очень плохо. Цемент и гравий задерживались на поверхности, и ребята по часу и больше сидели без дела, дожидались. Часто давали и мороженый гравий. Но мы в первый же день план выполнили. Тогда Никифоров уже не просил, чтобы ему дали ребят. Вскоре мы получили красное знамя.

Бригадир Федя Шаталов повздорил со сменным инженером. Он никак не мог с ним сработаться. Начальник участка договорился тогда в комитете комсомола, чтобы бригаду Шаталова передали мне. Так я стала бригадиром.

Ребята из бригады Шаталова первое время очень плохо относились ко мне. Начиналась старая история: девчонка, ей самой не справиться с работой, а она будет нами руководить.

Мне бригада вначале тоже не понравилась. Люди курили во время работы, разговаривали, слонялись без дела. И я старалась побольше работать сама. А когда Шаталов передал мне все и ушел из бригады, я начала распоряжаться. Я добилась того, что курить во время работы бросили, стали меньше разговаривать. Чувствовалось, что люди стали организованней.

Когда Шаталов передавал мне бригаду, он, характеризуя людей, сказал об одном парне, — Фрейдин его фамилия, — что тот плохо работает. О другом — Арбузове — он, наоборот, отозвался очень хорошо.

А на поверку вышло, что характеристики его никуда не годятся. Большинство людей, о которых он отозвался плохо, работали прекрасно. Очевидно он людей не изучал.

У меня, пока я не изучила людей, работа также шла неважно. Потом стало лучше. Я познакомилась с работой каждого, каждому старалась дать работу по силам, каждого прикрепила к определенному месту, и в первый же месяц мы план перевыполнили. Ребята меня полюбили и со мной считались. Когда надо было оставаться на вторую смену, оставались без разговоров.

С Федей Шаталовым мы были большими друзьями, а тут поссорились. Произошло это вот почему: моя бригада принимала смену у бригады, в которой бригадиром был Шаталов. Качество работы в его бригаде было плохое. А я, кроме того что была бригадиром, была еще и инспектором по качеству. Все недоделки, которые я находила при смене, я записывала в книгу. Есть у нас такая книга в комитете комсомола. И Шаталов за это на меня крепко обижался.

Меня очень возмущало, что они укладывали в лоток бетон и не штыковали его. Когда я сказала ему об этом, он мне ответил:

— Зачем штыковать? Ребята все равно толкутся здесь, они его ногами затрамбуют.

Я записала это в книгу. Тогда Шаталов сказал своим ребятам:

— Кноссалло злится на нас, придирается. Давайте посмеемся над ней.

С тех пор, когда я спускалась в шахту, бригада Шаталова хором пела:

— У-у-у! Общественный инспектор идет!

Мне это было очень неприятно. Я пожаловалась нашему секретарю Хохрякову:

— Федя — комсомолец, бывший секретарь комсомольской ячейки, а ведет себя не по-комсомольски. Нам надо бороться за качество, а то у нас не борьба получается, а чорт-те что!..

Хохряков пытался уговорить Шаталова, но тот всячески доказывал, что я неправа, что качество в его бригаде хорошее. Я тогда предложила Хохрякову спуститься в шахту и самому проверить, кто как работает.

И вышло по-моему. Бригада Шаталова положила опалубку тоньше, чем полагается. Пролет был длинный, и опалубка прогнулась. Хохряков мне сказал об этом, и я пошла к Шаталову:

— Опять у тебя не так получается!

Он на дыбы.

— Что ты выдумываешь? — говорит.

Тут подошел Хохряков и подтвердил, что опалубка положена неправильно. Шаталов за это сильно рассердился на меня. Как будто я виновата, что его бригада плохо работает!

По-моему основной бедой Шаталова является плохая организация труда. Мне как-то один парень из его бригады — Конякин его зовут — говорил:

— Сегодня от одного принимаешь работу, завтра от другого. Сегодня внизу работаешь, завтра на поверхности. И раньше хорошо работал на укладке, а сейчас уже забыл, как надо работать. Все время бросают с места на место.

И у меня бывали случаи, что я сменяла людей. Стоит, бывало, человек долго на одной работе и жалуется, что трудно. Я тогда сменяю. Особенно это бывает на закидке и откатке. И там и тут должны стоять сильные люди. Но одна работа не похожа на другую, и если переменишь, получается вроде отдыха. Вот я и сменила.

Работал у меня на откатке парень, по фамилии Холостов. Он долго работал, и я решила перебросить его на закидку. А закидка все же труднее. Он отказался переходить. Потом пошел. Но я ему все-таки на собрании бригады закатила выговор за отказ от работы. С тех пор он больше никогда не отказывался.

Был еще у меня Тищенко. Работал он из рук вон плохо. Пустишь его на укладку, а он целую смену без дела проходит. То делает вид, что топор ищет, то еще что-нибудь. Я ему в перерыв и говорю:

— Ты сегодня плохо работал. Опалубку ставил полтора часа. Больше этого не должно повторяться.

Он на меня тогда обиделся и пошел жаловаться комсоргу Капустину. А надо сказать, что комсорг у нас слабый. Работой занимается мало, никогда не знает, кто как работает. И он встал на сторону Тищенко.

Тут я очень рассердилась. Собрала бригаду и в присутствии Капустина сказала Тищенко:

— Если ты не начнешь хорошо работать, я постараюсь, чтобы тебе снизили разряд, а то и совсем убрали из бригады. Нам лодырей не надо!

Капустин вступился:

— Ты, Кноссалло, неверно подходишь к человеку. Ты создала ему плохую обстановку, а работник он хороший.

Я спорить не стала, а написала в газету о том, как комсорг Капустин защищает лодырей. Это подействовало, и Тищенко из моей бригады убрали. Ребята это сильно почувствовали.

Был у меня еще случай, но уже в другом роде. У нас на шахте работала бригадиром в бетонной бригаде Лиза Гаврилина. Она была очень хорошая работница, но у себя в бригаде авторитетом не пользовалась. Ребята относились к ней плохо, даже распоряжения ее не выполняли. Ее сняли и поставили рядовым бетонщиком по пятому разряду, и слава плохого работника так прилипла к ней, что ей даже не дали значка им. Кагановича. А я знала, что работница она очень хорошая, только попала в обстановку плохую.

Поговорила с секретарем парткома, с администрацией и добилась, что ее перевели ко мне в бригаду. Я поставила ее звеньевой. А ребятам сказала, что она хорошо работает. Вначале я ей помогала немного, но потом ребята ее полюбили, и она прекрасно справлялась с работой.

Сейчас моя бригада работает круглые сутки, по двадцать пять человек в смене. Меньше 100 % плана мы никогда не давали.

Я думаю, что работать меня научил коллектив метро. Ведь раньше я совсем не умела работать и никогда не была на физической работе. Отец мой — бухгалтер, мать — педагог. Сама я после окончания школы была конторщицей, телеграфисткой. И только на метро увидела настоящую работу.

С метро я сроднилась крепко. Сейчас учусь на курсах тоннельных мастеров; думаю, на второй очереди работать уже мастером. Имею значок им. Кагановича. Значит работаю неплохо.