О. А. Фролова, откатчица шахты № 12

Меня поставили работать в звено Алешина. Вагонеток в то время не было, на тележках бадьи возили. Лопаты большие, бадьи высокие — трудно было мне, пока не привыкла. На шахте в то время работали еще две девушки: Клара и Наташа. Одна — токарь, другая — инструментальщица. Ребята в первое время сильно ругались. Только Алешин осаживал их:

— Потише, у нас теперь девушки!

Проработала я три дня. В это время приехала ко мне мама. Узнав, что я поступила на метро, она заплакала. Я, как могла, ее утешила, но с метро не ушла. До этого я жила за городом; было трудно ездить, и я перешла в общежитие. Устроила там же свою мать уборщицей. В общежитии было плохо первое время: темновато, холодновато, но меня это мало трогало — большую часть времени я проводила на метро, а в свободное время занималась общественной работой.

Бригаду Краевского перевели в наше общежитие, и я решила пойти к нему работать, так как и зарплата там была выше и работа казалась интереснее.

Перед этим я была премирована путевкой в дом отдыха. Вернувшись, я включилась в бригаду Краевского, в звено Кириченко. Кириченко — парень хороший, сдержанный. Работали мы в очень неважных условиях. Из шахты вылезали мокрые до ниточки.

Один раз мы с Краевским вдвоем ставили кружало: оно как-то вырвалось у него и упало на меня. У меня потекла кровь из носу, заломило бок, дышать стало трудно. Краевский начал поливать меня грязной водой, чтобы привести в чувство. Я пролежала часа два, потом пришла в себя и работала до конца смены.

Наша бригада по шахте шла все время впереди, но план мы не совсем выполнили из-за тяжелых условий.

Потом нас послали на английский щит. Я была очень довольна, что пойду на щит.

Как-то домой приходит один парень с шахты и говорит:

— Лелька, а тебя на щит не берут, там будет сжатый воздух.

Я с досады пошла и обругала Краевского.

— да разве, — говорит, — я не пускаю? Главный инженер, — говорит — против этого.

Я обратилась к секретарю Мухину: он тоже ничего не может сделать. Я к начальнику шахты Боброву: тоже отказал.

— Иди к Абакумову! — говорит.

Я к Абакумову: не вышло.

Тогда я пришла в шахтком и спрашиваю:

— Почему меня не берут на щит?

Послали меня на комиссию. Комиссию я прошла — и опять к Абакумову. Тот распорядился поставить на цементовку. Начала я работать, и к женскому дню 8 марта меня премировали ста рублями. Обо мне даже говорили на собраниях и писали в газетах. Женя Долматовский написал про меня стихотворение в первомайском номере «Комсомольской правды»: «Лелька».

Первое время работали мы на щите плохо, ничего не знали, хотя сдали техучебу на «отлично» и получили значок ЗОТ.

Щит сверху вниз и поперек разделен на ячейки. В каждой ячейке — рабочий-проходчик.

Когда порода перед щитом раздроблена и вынута, щит продвигается вперед.

Тов. Каганович на собрании сказал, что щитовая проходка шахты № 12 на площади Свердлова отстает, там вынуто грунта и положено бетона только 20 %.

И в самом деле мы проходили по 30-40 сантиметров.

Это считалось тогда целым событием. А последнее время, когда мы работали под давлением, давали уже 1,40 метра.

Работала я на щите цементовщицей, потом откатчицей.

В кессоне я была вместе с Дударевой четыре раза, хотя это не разрешалось. Мне сразу стало больно в ушах. Дударева говорит:

— Глотай слюну и к носу больше три — все пройдет!

Потом я почувствовала что-то холодноватое, и все прошло.

Главный инженер Штерн, встретив нас в кессоне, здорово накричал, но мы все-таки решили хоть одним глазком посмотреть, что там делается. И Краевский нас тоже обругал:

— Как родить, — говорит, — дуры, забудете!

Затем начались насосные работы. Мы с Дударовой пошли на комиссию: нас опять не хотели принимать как девушек. Мы ходили даже жаловаться в ВЦСПС, но и там ничего не вышло. Тогда мы отправились на Моховую к Михаилу Ивановичу Калинину. Он нас не принял, но на заявлении написал резолюцию: «Закон нарушить не могу».

Дударева осталась работать на сигнале, а я на проходке. Меня премировали за организацию общежития: у нас чисто, уютно. По конкурсу шахт мы получили швейную машину и патефон. Вообще нам теперь хорошо живется.

Мать уехала обратно в Хвалынск, я ей недавно послала свой портрет. Она теперь очень довольна, что я хорошо работаю и что обо мне в газетах пишут. Зарабатываю в среднем я четыреста рублей. В свободное время бываю в театрах, в кино. Читаю книжки.

В общежитии мы часто устраиваем беседы. Как-то обсуждали, какой должна быть комсомольская семья, в связи с дискуссией в «Комсомольской правде». Краевский Коля рассказал, как он женился и как до этого любил одну девушку на метро, которую не называл по имени. Сказать откровенно: это была я.