Н. А. Лушник, бригадир-проходчик Комсомольской бригады шахты № 12

Я — дядя здоровый, выносливый, и характер у меня такой: если в горы — так на высокие, если в шахту — так уж на самую глубину. Впрочем, о шахте я раньше никогда и не думал. А вот в горах бывать приходилось. Я родился в Туркмении, владею языками — туркменским, узбекским, вот и не вылезал из всяких комсомольских мобилизаций — то хлебозаготовки, то хлопкоуборка.

Раз, помню, ехал я на сбор шерсти верхом по району. Узкие тропинки между горами и обрывами. Мне тогда было восемнадцать лет. И вот ночью на кишлак, где я остановился ночевать, налетели басмачи и увели коней. Но ко мне местные жители относились очень хорошо — они сами спрятали мою лошадь, а меня укрыли в подвале; утрам я ускакал в аулсовет. Мы мобилизовали отряд в пятьдесят человек и выбили басмачей.

В Москву я поехал для работы в Научно-исследовательском институте в качестве помощника шерстоведа, но в 1933 году я попал в новую мобилизацию: в метро спускалась вторая тысяча комсомольцев.

Через полмесяца меня отправили в шахту, и, откровенно говоря, первый день мне показался очень тяжелым… Идешь и все время кверху поглядываешь, не обрушится ли потолок; сыро, грязно. Первые три дня я гонял вагонетки, попал в бригаду Краевокого, тут же стал нажимать и по комсомольской линии. Дней через шесть Краевский поставил меня уже в проходку— на молоток. Ну, тут особенно мудреного в этой работе ничего нет; главное, надо иметь физическую силу, а силы у меня хватает. Рядом работали старики-уральцы, большие спецы по этому делу, но работали они с прохладцей — каждый час сматывались отдыхать, покурить. Удивлялись они, как это так работает парень по шесть часов без отдыха.

Через полтора месяца я уже имел четвертый разряд проходчика, а в апреле шахтком меня перебросил на английский щит.

Мы уже сдали техминимум на «отлично», ввинтили себе значки ЗОТ, меня к годовщине Октябрьской революции премировали.

В это время уже организовалась контора советского щита, и меня назначили на советский щит бригадиром. Ребята попались мне все новые — с лесозаготовок из Архангельска. Сменный инженер Инчиревский принял меня хорошо, а мне приходилось трудновато. Я разбил свою бригаду по звеньям, и первый блок на советском щите уложила моя бригада. Вообще моя бригада все время шла впереди других; другие клали по 3 блока в смену, а мы по 8, по 9. На английском щите лучшая бригада считалась у Краевского, и вышло так, что я стал соревноваться с моим прежним бригадиром: у него рекорд был 1,14 метра, а мы установили 1,17 метра. Надо сказать, что условия на советском щите были куда труднее — глина, вода, крепкий известняк. Краевский решил не сдаваться, он дал 1,19 метра — новый рекорд, ну, а мы через несколько дней ответили ему — 1,25 метра. До сих пор еще никто больше не давал.

А потом появились плывуны. Тут уж работа пошла тише. Приходилось тщательно крепить. Тут опять пришлось туго — ребята неопытные. Приходилось самому показывать. Кроме того я посылал своих ребят в бригаду Краевского — подучиться. Соревнование соревнованием, а учиться не мешало. И в конце концов у меня подобрались хорошие работники. На каждой ячейке щита стоял знающий человек.

Шесть месяцев мы держали первенство на советском щите; правда, было два раза — сорвались, уступили первенство смене Казаева. Ребята зарвались немножко: что, мол, нам стоит, мы и так все время первыми идем…

Дисциплина у меня в бригаде была хорошая. Конечно случались иногда прогулы, отдельные случаи пьянки, но у нас было строго. И кроме того после каждой смены я собирал всех ребят на пять минут, и мы с инженером говорили о работе каждого. Это очень здорово подтягивало.

У нас например работал Сундуков — хороший откатчик, но слаб на выпивку. Его приходилось улещать, упрашивать.

Ребята у нас хорошо зарабатывали. Даже на самом меньшем разряде рядовой рабочий получал 500 рублей. А на пятом разряде — уже 900. Я сам как бригадир получаю 1200 рублей в месяц. Эти большие заработки немножко портили некоторых ребят. Раздует карман получкой, и не знает парень, куда деньги девать. Тут вот обычно и закладывали.

Раз Сундуков пришел на вечер пьяным — подвел всю бригаду. Просто срам вышел. Я на следующий день на пятиминутке поставил перед ним вопрос прямо: «Если не бросишь пить — выгоню из бригады к чорту». И это подействовало — он дал слово. И слово свое не нарушил.

У нас работали и девушки. Отличалась Вера Воробьева. Она работала в столовой. Этакая плотная тетя, а всего восемнадцать лет. Невысокая, но такая боевая, даже хулиганистая немножко— не по поведению конечно, а так, по ухватке своей. В бригаде она работала просто великолепно — одна вагонетку перегоняла на клеть. С ней один раз начальник шахты поспорил, в шутку, на шоколад, что она не сможет дать 140 вагонеток породы, а она после смены пришла к нему и говорит:

— Ну, что ж, давай шоколад, выдала сегодня 170 вагонеток.

Она наравне с лучшими ребятами получила значок им. Кагановича.

Первенство мы свое вернули на второй и третий месяц. Но в сентябре 1934 года, после неудачной сбойки 13-й шахты, человек шесть моих ребят выбыло из строя. Нашего инженера обвинили, что он не подчинился приказу и не проверил толщину стенки. А еще до аварии на английском щите оторвался сверху камень от блока, ахнул мне по ноге и переломил палец. Полмесяца мне пришлось вылежать в больнице, и надо было еще столько же бюллетенить. Но тут я узнал, что смена наша отстает, и не выдержал… Стал приходить на работу, сколько мог, наблюдал и показывал, а потом и сам стал работать, и через шесть дней наша смена с пятого места перешла на третье. Четверо наших лучших ударников получили значок похода им. Лазаря Моисеевича, и мы отвоевали у бригады Краевского переходящее знамя Московского комитета комсомола. Краевский даже стал немножко дуться на меня, но отношения у нас всегда были дружеские, а кроме того он сейчас опять выдвигается, так что тут обида ни к чему.

А живем мы в общем хорошо. Комната хоть и неважная, а отдельная. Жена вначале очень боялась метро — все беспокоилась за меня, и сейчас на душе у нее царапает, когда я задержусь после смены. Видеться нам только с ней мало приходится. Заняты оба здорово. Она тоже секретарь комсомольской ячейки Текстильного научно-исследовательского института. Учится на вечернем отделении. А все-таки ничего, успеваем бывать в кино, в театрах. Не пропускаем ни одной новой картины или постановки. Вот читаем меньше, чем хотелось бы, — просто времени нехватает.

Между прочим меня уже закрепили на вторую очередь метро как комсомольца-бригадира. Надо будет подучиться как следует. Работать буду с удовольствием.