М. К. Малашин, бригадир-проходчик шахты № 22

Хотя я уже некоторое время работал на метро, но представление о метрополитене у меня было самое маленькое. В моей бригаде было восемнадцать человек. Мы тогда строили электромеханические мастерские на Краснопрудной улице. За отсутствием общежития жили мы в шестидесяти километрах от Москвы, на станции Ивантеевка. Работал я бригадиром плотников.

Три корпуса стройки нужно было закончить к 1 мая 1932 года, но мы дали встречный план и закончили всю работу к 25 апреля. Вскоре после этого наша бригада отличилась и на Крымской площади: за два месяца мы построили контору, два дома под общежитие и заложили шахту.

К этому времени 22-я шахта была доведена до аварийного состояния, и участковый комитет партии перевел туда нашу бригаду, для того чтобы мы ликвидировали прорыв. Ствол на этой шахте был только что пройден и настолько узок, что приходилось спускаться по вертикальной лестнице.

Крепления были поставлены на юрскую глину, глина размокла, как каша, и штольня начала садиться. Это угрожало серьезной аварией, потому что как раз над нами проходила семидесятидюймовая водосточная труба.

Наша бригада взялась к первомайским праздникам 1933 года вытащить шахту из аварийного состояния. В работе мы забывали, где день и где ночь. Приходилось проявлять особую бдительность, потому что мы с парторгом обнаружили на шахте классово-чуждый элемент который приходилось постепенно выуживать. Вся бригада дралась за каждый лишний сантиметр пройденной штольни, за каждый замес бетона. Из-за нехватки порожняка дело доходило едва ли не до драки. Показатели выработки ежесуточно вывешивались тут же на доске, и всякий раз мы на десятиминутных совещаниях обсуждали дальнейший план работы.

Нужно сказать, что начальник шахты уделял нашей бригаде очень много внимания. Он часто сам ставил марчеванки и показывал, как надо крепить. Глядя на него, подтягивались и десятники и инженеры: они не гнушались ни топором, ни кувалдой, так что со стороны нельзя было и отличить, где рабочий, а где начальство. Для того чтобы вывести шахту из прорыва, нам задали закончить сбойку шахты № 22 и 22-бис к 20 апреля, но мы этот срок перекрыли, закончили на десять дней раньше.

После этого нам пришлось перекрепить штольню с юрской глины, на которой она садилась, на известняк. К 1 августа нужно было забетонировать восемь колец. Драться приходилось в очень тяжелых условиях — вода по колена, штольня трещит, лонгарины из-за большого давления лопаются на каждом шагу. На помощь нам прислали шесть комсомольцев, они в работе оказались ребятами очень дружными. Вместо заданных 3 кубических метров мы стали в смену укладывать 9-10 кубических метров бетона.

К шестнадцатой годовщине Октября нашей шахте нужно было забетонировать весь первый участок верхней штольни и подкрепить четвертую штольню на известняк. В это время нам прислали подкрепление — комсомольцев-десятитысячников. Двадцать два человека из них попали ко мне в бригаду. Среди них были девушки, работали они отчаянно. Одна из них, Маруся Беляева, вызвала на соревнование в забое одного старого рабочего, которому так и не удалось ее обогнать. Мне жаль Беляеву, ей не придется вместе с нами участвовать в пуске метро: она скоро заболела и где-то на периферии сейчас заведует туберкулезным санаторием. Пришла она к нам с часового завода, к подземным работам была не приучена, но с первых же дней выделилась как образцовая проходчица.

Основная драка шла у нас вокруг вопроса о качестве бетона. Не один товарищеский суд устроили мы над виновниками брака — за отпуск недоброкачественного гравия и песка. В эти горячие дни мы укладывали при спущенной в шахту бетономешалке по 18 кубических метров в смену. Последний кубометр бетона мы уложили 18 апреля в одиннадцать часов ночи, на тринадцать дней раньше срока.

Такая уж, видно, была наша судьба, что нам приходилось все время вытаскивать других из прорывов. Не успели мы закончить предыдущую работу и сдать вчерне нашу шахту, как по распоряжению управления нам дали участок шахты № 23-бис, где ошибочно допущена была недостаточная пропускная способность стволов. Мы приступили к штурму. Одновременно нам дано было задание пройти под кессоном 60 метров по направлению к шахте № 23, где стали закладывать шлюзовую камеру для проходки сжатым воздухом.

Работали мы и с самого начала неплохо, но настоящий перелом наступил у нас тогда, когда приехали к нам в гости товарищи Каганович и Молотов. Они сразу же обратили внимание на качество бетона. Темпы у нас были действительно большие, но зато качество хромало: бетон был то слишком жидкий, как будто мы блины собирались печь, то густой, как замазка. По предложению Лазаря Моисеевича мы создали общественную комиссию по качеству. Тов. Каганович помог нам и конкретно: посоветовал спустить в шахту весы. Дело пошло лучше. Кстати тогда же нам дали опытных бетономешальщиц и прикрепили лаборанта к каждой бетономешалке. Позже мы узнали, что и это распоряжение исходило от тов. Кагановича.

За качество бригада наша дралась здорово. За год одних общественных судов у нас было сто шестнадцать, и они дали прекрасные результаты. С появлением женщин в шахте мы установили штраф в десять копеек за каждое «выражение». Дело конечно не в штрафе, а в моральном воздействии.

Хотя семья моя не особенно довольна, что я по неделям пропадаю из дому, но я все же очень счастлив тем, что мне все время приходится работать на прорывах. Для меня как коммуниста это очень лестно. Правда, секретарю партийной ячейки часто приходится доказывать нашим женам, что мы действительно работаем по ночам, а не гуляем где-то, — ну, такая уж его секретарская дополнительная нагрузка.

А семья пусть потерпит, бытовые условия у меня хорошие. И нужно сказать еще, что лишнее время, отданное шахте, даром не пропадает. Именно оттого, что я шахту изучил во всех деталях, изучил ее жизнь, мне пришла вместе с одним врачом идея организовать первый медпункт под землей. Эта затея дала очень хорошие результаты в смысле оказания немедленной помощи при небольших ушибах, ранениях или контузиях. Нашему примеру сейчас последовали и другие шахты.