«Последнее кольцо»
19 февраля 1953 года.Смена близилась к концу. Проходчики грузили в вагонетки оставшиеся кубометры породы. В 10 часов 15 минут вечера мы откатили последнюю вагонетку, а еще через несколько минут к забою была подвезена площадка с тюбингом…
Через окно, пробитое в стене известняка, то и дело заглядывали к нам проходчики соседней, пятой шахты. Сбойка была сделана в предыдущую смену бригадой Павла Афанасьева. И сейчас соседи считали своим долгом прийти к нам, поздравить со сбойкой, с окончанием проходки станционных тоннелей. Поздравляли нас с той честью, которая выпала на долю бригады, — начать монтаж последнего кольца станционных тоннелей на четвертой очереди метро.
— Давай руку! — раздалась команда машиниста эректора.
Прошла еще минута — и первый тюбинг был уложен на место. Быстро работали проходчики тт. Н. Соломонов, Н. Акульшин, О. Лютый, В. Исаев, И. Рымарцев, К. Смирнов. До конца смены было уложено 10 тюбингов. Сменившая нас бригада коммуниста Михаила Малышева завершила начатое нами дело, ночью замкнула последнее кольцо станционных тоннелей на четвертой очереди метро.
Иван Костенко, бригадир проходчиков.
Наставник и его ученик. Бригадиры проходчиков Метростроя — кавалеры ордена Ленина — Иван Костенко и Сергей Моисеенков. 1961 г.
19 февраля. Ур-р-а! В «Правде» сообщение о победе нашего коллектива. Звонков поздравительных с утра — уйма.
20 февраля. Сегодня звонил Николай Алексеевич Губанков, но я была в шахте. Поздно вечером, наконец, «поймал» меня и сказал, что пока поздравляет по телефону и мысленно жмет руку за сбойку и завершение строительства… Если вспомнить, сколько после начатых в мае основных работ было перебоев и остановок не по нашей вине, как мы бились за материалы и вот «всем чертям на зло» — станция готова!
13 марта 1954 года. Не писала давно. Сегодня пришла поздно, уже полночь. Устала, но не могу — надо записать кое-что, потому что сказать сейчас некому. Сегодня был грандиозный митинг по поводу окончания Большого кольца. Станция «Киевская», как невеста, — красива и нарядна. Сколько слов, сколько встреч! И сколько позади бессонных ночей, сколько человеческого труда!
3
Читаю сегодня эти строчки из дневника и припоминаю, как в начале марта 1952 года киевский профессор Е. И. Катонин с молодыми архитекторами Г. Голубевым и В. Скугаревым, художником А. В. Мизиным закончили работу над проектом.
Предстоял путь в Москву. Тут собирались работы всех участников конкурса, который привлек многих архитекторов. Только в Киеве над эскизами трудилось более ста зодчих. Москвичей, конечно, не меньше.
Весь первый этаж Дома архитектора увешан эскизами. Горячо проходит обсуждение проектов. И вот единодушное мнение столичной общественности — среди 72 проектов, представленных на конкурс, лучшим является проект группы Катонина. Этот проект и был утвержден для строительства.
…Когда начались отделочные работы, под землю первыми спустились мраморщик украинец Федор Яковенко и русский лепщик Фрол Свиридов. На поверхности в мастерской, где изготовлялись мозаичные панно, дружно работали Константин Сороченко и Михаил Сидоров… Каждый этап большой работы по созданию подземного дворца свидетельствовал о тех замечательных плодах, которые приносит великая дружба народов страны социализма. И когда в марте 1954 года станция открылась для пассажиров, она стала символом великой дружбы двух братских народов.
Восемнадцать мозаичных картин в художественных образах раскрывают наиболее памятные этапы совместной истории украинского и русского народов начиная с Переяславской рады 1654 года до наших дней. Начертанные на торцевой стене слова «Славься, Отечество наше свободное, дружбы народов надежный оплот!» как бы завершают идею оформления, вызывают у всех чувство великой гордости за нашу Родину, за партию, которая сплотила все народы страны социализма и ведет их вперед по светлому пути к коммунизму.
Десятки тысяч пассажиров уже побывали на «Киевской-кольцевой». Все они высоко оценили труд строителей и зодчих, создавших подземный дворец, который в веках сохранит волнующий рассказ о нерушимой дружбе народов нашей страны.
И еще одно свидетельство нашей дружбы.
Все перегонные тоннели Московского метро собраны из тюбингов, изготовленных днепропетровскими металлургами. Многие из них среди трудовых знаков, украшающих грудь в дни празднеств, носят почетный знак «Ветеран Метростроя». Коллектив завода металлургического оборудования добился замечательных успехов в производстве тюбингов. Проектная мощность цеха намного перекрыта.
Только в 1953 году дпепропетровцы прислали москвичам более 50 тысяч тонн тюбингов.
Замечательным естественным камнем издавна славится Житомирщина. Здесь добывается серый и красный гранит Жежелевского, Янцевского и других месторождений. Этим гранитом украшены многие станции метро. На станциях Большого кольца установлено 10 000 квадратных метров украинского гранита.
Бывает очень часто: обронит человек слово в разговоре, и беседа идет дальше, переходит с одной темы на другую. А слово это, независимо от дальнейшего содержания разговора, запечатлевается в мозгу — память его сфотографировала, и оно, как снимок, сохранится в заветном месте до нужного момента. Одно такое слово «старательный» сказал при мне один донецкий шахтер, работавший у нас на первой очереди метро. Этим словом он охарактеризовал работу молодого забойщика, только-только спустившегося в шахту метро.
Тогда я порадовалась, что еще один комсомолец, из новых двух тысяч пришедших к нам, нашел свое место в коллективе. Потом, по истечении многих лет я поняла красоту и глубокий смысл, заложенный в этом простом русском слове, которое мы очень редко употребляем.
Можно ведь просто работать, а можно стараться работать. Старание человека приносит большие плоды, потому что в это старание вкладываются все силы, все умение и все желание добиться успеха. Старание в конце концов приносит отличные результаты. В 30-е годы, когда мы пришли на Метрострой, мы ничего не умели, но наше всеобщее старание сделало всех нас специалистами-метростроителями. Ныне наших метростроителей знают в Египте, Чехословакии, Польше, Алжире, Индии… да разве можно перечислить все страны, где метростроевцы передают опыт! Недаром в старое доброе время золотоискателей называли старателями.
Метрострою повезло на старательных. Их тысячи, и всех перечислить невозможно. Скажу только, что они работают на всех шахтах и участках, на метростроевских заводах, в управлении. Они пожилые и молодые, опытные, квалифицированные и недавно пришедшие из профтехучилищ, но все они «болеют» за Метрострой, и каждая новая станция дело их старательных рук.
4
Бывают ли в шахте опасные моменты? Да, бывают. Я на себе испытала такие страшные минуты, когда мороз ходит по коже и шевелятся волосы. Произошло это в канун Первого мая 1956 года. Мы сооружали тогда под проспектом Мира станцию «Ботанический сад».
Вместе с главным инженером Борисенок, главным механиком Верейновым и подземным штурманом Шашкииым спустились в шахту, и только вышли из клети, вдруг послышался страшный скрежет. Впечатление было такое, что к нам сквозь вековую толщу земли кто-то с силой рвется в штольню. Мощные верхняки — бревна в обхват толщиной — на наших глазах стали лопаться, как спички.
Разыгралась юрская глина. И пошло… Вековая глина с получением влаги разбухает до такой степени, что все крошит на своем пути.
…Вот где проверяются человеческие качества, чувство взаимовыручки. Штольня под угрозой. Все, чем можно крепить выработки, пошло в ход… на ликвидацию аварии ринулись все — проходчики, монтажники, взрывники, сварщики, откатчики. Мощные металлические рамы из швеллера и труб предотвратили катастрофу. Прошли сутки, но никто не ушел из шахты.
Мокрые, грязные, измученные, но бесконечно счастливые, поднялись утром мы на-гора, где ярко светило солнце, где звучала музыка.
Праздник на улицах столицы, праздник у нас на душе. И на этот раз мы победили. Мимо нас по широкому проспекту Мира на Красную площадь шагали нарядные москвичи. И мы плотной группой стояли в мокрых спецовках. Если бы люди знали, какого страшного зверя мы только что укротили!.. Имя ему — горное давление.
«Когда пустите Щербаковский радиус?»— спрашивали у коммунистов Метростроя делегаты Щербаковского района. Я выступала от имени нашего коллектива и обещала, что новую подземную магистраль мы сдадим обязательно к 1 Мая будущего года. Секретарь райкома партии Ольга Сергеевна Кривошеина удовлетворенно кивнула своей красивой головой. Она-то знает, что нынешнее обещание почти на год сокращает запланированные и утвержденные сроки. Знает также, что перед тем, как решиться на такое, наш коллектив по-хозяйски все продумал и подсчитал.
Шел 1958 год. После XX съезда КПСС, на котором отмечалась важность скорейшего окончания строительства Фрунзенского и Щербаковского радиусов метро, партийная организация управления Метростроя сосредоточила внимание на наших заботах. От нас требовалось: отличное качество работ и сокращение сроков ввода — насколько это возможно.
Нетерпение, с которым москвичи ожидали окончания нашей пятикилометровой линии Метрополитена, понятно. Она, эта линия, с ее новыми станциями «Ботанический сад», «Рижская», «Ново-Алексеевская» (Ныне «Щербаковская»), «ВДНХ», позволит в считанные минуты проехать из любого конца города к Рижскому вокзалу, ВДНХ и другим пунктам в районе Ярославского шоссе.
По плану Щербаковский радиус метро должен быть пущен в эксплуатацию в 1959 году. И вот на шахтах, когда проходили рабочие собрания, партийно-хозяйственные активы, посвященные обсуждению плана шестой пятилетки, строители в один голос заявляли: «Мы можем сократить сроки строительства».
В управлении Метростроя инициатива строителей Щербаковского радиуса встретила поддержку.
Коллектив СМУ-8 во главе с П. С. Бурцевым строил станцию «ВДНХ», СМУ-7 — начальники А. С. Чесноков и Ю. П. Павлов — «Щербаковскую», СМУ-5 — Н. И. Федоров — станцию «Рижская», наш же коллектив, СМУ-3 — «Ботанический сад». У каждого из нас, работающих на этом радиусе, много сложных трудноразрешимых проблем, но, пожалуй, самой сложной оказалась наша задача — строительство эскалаторного (наклонного) тоннеля.
Тут необходимо небольшое отступление.
В неустойчивых грунтах, в плывунах на помощь проходчикам всегда приходит холод. Для этого строится специально замораживающая станция.
Начало проходческих работ при искусственном замораживании грунтов строго определяется проектом. Мы получили «добро», и работа закипела.
Прошли несколько колец. Смонтировали эректор — пошли дальше… из забоя раздается тревожный сигнал — с правой стороны появилась вода. «Этого не должно быть!»Откачка воды при замораживании запрещена: она вызовет аварию — прорыв плывуна.
Немедленно останавливаем забой, укрепляем его металлическими трубами, конопатим.
Собралась комиссия — проектировщики, специалисты по замораживанию, главный инженер Метростроя И. С. Сметанкин, начальник дирекции К. М. Цуриков. Выясняем: что же случилось?
Проверка показала небольшое расхождение двух скважин — и в этом месте контур замороженного грунта не был достаточно мощным. Как результат — просачивание воды, что в свою очередь ведет к размораживанию. Решение было принято такое: забой остановить до уровня грунтовых вод — тоннель залить водой, пробурить дополнительную скважину и продолжать заморозку.
Все было выполнено. Но как быть со сроками? Без эскалаторного тоннеля радиус не пустишь. Тоннель но величине огромный, замораживание проводится естественно только до водоупора.
Нашли выход и из этого тяжелейшего положения. Впервые в истории метростроения решили сооружать наклонный тоннель диаметром 8,5 метра снизу вверх.
В чем была особая сложность этой работы, в чем риск, на который пошел коллектив нашей шахты? Когда сооружаешь эскалаторный тоннель сверху вниз — забой перед проходчиком, а когда идешь снизу вверх — он огромной массой нависает над головой работающих. Нужно особое мастерство, чрезвычайная бдительность, строжайшая дисциплина каждого человека.
В конторе начальника участка А. М. Кельми и вблизи забоя была вывешена строгая схема разработки забоя, у забоя аварийный запас материала — доски, бревна, пакля, лопаты, ломы и прочее (это как „НЗ“ — без наличия всего необходимого запрещалось вести работы). Главный инженер шахты, начальник участка по очереди безотлучно находились в забое. Есть хорошая мудрая русская пословица: „Глаза страшатся, а руки делают“. Золотые головы и руки наших мастеров обеспечили безаварийную проходку половины тоннеля. К этому времени уже появилась возможность начать работы на „Северном полюсе“ — как окрестили забой проходчики. Бригады Михайлова, Куликова, Афанасьева со звоном вгрызлись в замороженный грунт, наверстывая упущенное время.
5
Надо ли говорить, что при проходке под московской землей наши строители находили разные предметы, оставленные в различных слоях земли нашими предками: кувшины, топоры, женские украшения, орудия кустарного производства и многое другое. Все сдавалось в музей археологии. Но бывали и курьезные случаи. Например, вот такой…
Мы только-только начинали строительство станции „Проспект Мира“. Однажды мне говорят, что у проходной какой-то очень старый человек спрашивает „начальника“. Подхожу и вижу высокого старца, с густой, развевающейся по ветру бородой. Он стоит прямо, опираясь на трость.
— Уважаемая Татьяна Викторовна,— говорит он,— мне надо кое-что сообщить вам.
Вахтер вынес скамеечку, и мы уселись с этим удивительным девяностотрехлетным гостем.
Павел Терентьевич, как он представился, в свое время работал прорабом у богача Кузнецова — короля фарфора — и строил здания, оказавшиеся теперь на нашей стройплощадке.
— Татьяна Викторовна,— торжественно сказал он,— нижайше прошу вас выслушать меня. Вот этот дом, который в связи со строительством метро будет снесен, строил я, когда был молодым. В потолок второго этажа 60 лет назад я заложил икону. Когда будете разбирать дом, пожалуйста, не повредите ее, пусть она будет где-нибудь в музее, как старинная память.
Я обещала Павлу Терентьевичу выполнить его просьбу, и машиной отправила старца домой, а жил он неподалеку — на 2-й Мещанской улице. Только уехал гость — прибегает начальник участка Борис Борисович Флекель: в подвале дома обнаружены какие-то сосуды — наверное, винный погреб. Шахтеры мои как услыхали об этом, сразу выразили желание остаться на вторую смену и поглядеть, что в этих сосудах. С лампами шарили они по катакомбам, по так ничего и не обнаружили. А найденные огромные бутыли были пусты. Не „дождавшись“ метростроевцев, их кто-то проверил, и очень тщательно.
При разборке дома была действительно обнаружена в потолке, где указывал старик, широкая 80 см x 1 м гладкая доска, окрашенная с обеих сторон.
Я сразу позвонила А. Н. Душкину и И. Д. Корину — попросила их приехать, посмотреть и определить ценность иконы. Они приехали сразу, да не с пустыми руками. Павел Дмитриевич — крупнейший специалист по иконам — привез различные масла.
И на наших глазах произошло чудо: несколько легких движений, и доска ожила. Павел Дмитриевич сказал, что икона хорошая, но художественной ценности не представляет.
Вместе с шахтерами решили подарить ее тому, кому она принадлежала более 60 лет назад. Ребята торжественно отправились к Павлу Терентьевичу на 2-ю Мещанскую и вручили ему этот дар от метростроевцев. А несколько дней спустя я получила записку:
„Многоуважаемая Татьяна Викторовна! Я получил ваш бесценный для меня подарок, очень, очень счастлив. За здравие ваше вчера отслужил молебен“.
Вот тебе и на! Доработалась!
Еще один дом на проспекте Мира в зоне нашего строительства подлежал сносу. Мы приняли все меры к тому, чтобы сохранить его, и сохранили. Однако в целях безопасности жильцы были переселены в новые квартиры в новом доме. И вот ходим мы по пустому, очень капитальному, красивому внутри старинному дому и огорчаемся: почему так получается? Люди уехали отсюда в новые благоустроенные квартиры и все же, покидая старый дом, не только ободрали все доски и ручки, но даже штепсельные розетки. Это было неприятно видеть: ведь они знали, что дом не сносится и что после окончания строительства в него въедут другие люди…
Как-то решили мы провести в самой большой комнате дома — зале вечер самодеятельности. У нас были хорошие певцы — Валя Маркова, Светлана Казаченко и Борис Рыбаков. Лихо отбивал чечетку Федя Приходько. Перед концертом стали приводить зал в порядок: припудрили, подкрасили, начали немного подштукатуривать коридор, когда же стали обдирать там старые обои — обнаружили в стене огромный сейф.
Звоню начальнику Метростроя Николаю Алексеевичу Губанкову. С ним приехали специалисты. Походили они подле стальной двери, а ключей подобрать не смогли. На помощь пришли работники милиции: привезли с собой бывшего „медвежатника“. Тот быстро покрутил отмычками. Тяжелая дверь медленно открылась, и перед глазами предстала кирпичная стена. Наши ребята мигом ее завалили, и только тогда открылся ход в небольшую толстостенную келью. Увы, она была пуста. По-видимому, хозяин хранил здесь ценности. Кто ими воспользовался — установить не удалось.
Всякого рода случаев на «Ботанической» у нас было множество. Как-то в забое, когда дневная смена поднялась наверх, задержался только плотник Полухин. «Работаю я,- рассказывал он,- и чувствую, прямо физически, что на меня кто-то смотрит. Я знаю, что в забое я остался один. Начинаю озираться и вижу в полумраке, чуть повыше моей головы светятся большие и, как мне показалось, неподвижные глаза. Хочу крикнуть и не могу, со страху перехватило дыхание, не чуя под собой ног добрался до деревянной лестницы (по ней мы поднимались и опускались в шахту).
Наверху балагурит новая смена, готовая к спуску: все мужики здоровенные. Увидели побелевшего плотника, услышали его рассказ про «глаза». И ни в какую: «Не полезем…» Смех и слезы… Однако нашелся смельчак — спущусь, говорит, погляжу, что же там такое… Спустился до половины. Ребята стоят и ждут. Слышим, крикнул он что-то и упал… Потом он рассказывал, что не успел одолеть один пролет лестницы, как ему на шею прыгнуло что-то мягкое, теплое, мохнатое, все в шерсти. Он до смерти испугался.
Не буду долго томить читателей, скажу, что это была обезьяна, сбежавшая из Уголка Дурова и каким-то чудом забравшаяся к нам в шахту.
Пока ребята шумели у ствола и, преодолевая собственную боязнь, спустились за товарищем, меня позвали к телефону. Звонила Надежда Дурова. «Я,- говорит,- разыскиваю сбежавшую Манюню». Услышав о шуме в шахте, она обрадовалась. Словом, Манюня была обнаружена, охотно пошла на руки своей хозяйке, а мы впоследствии, посещая Уголок Дурова, заходили навестить Манюню-«метростроевку».
Метростроевская летопись свидетельствует:
«1 мая 1958 года вступила в строй действующих линия длиной в пять километров четыреста метров — от Ботанического сада до Выставки достижений народного хозяйства. На ней сооружены станции: «Ботанический сад» (проспект Мира), имеющая пересадку на одноименную станцию кольцевой линии, «Рижская», «Мир» (Щербаковская) и «ВДНХ».
На Рижском радиусе было положено начало массовому внедрению сборных железобетонных обделок перегонных тоннелей; уложен первый километр перегонного тоннеля из сборных железобетонных блоков без оклеечной гидроизоляции«.
6
Потом были: «Кутузовская» — мы ее строили открытым способом, перегонные тоннели на Калужском радиусе — здесь было очень трудно, пришлось применить кессонный способ, потом станции «Первомайская», «Щелковская». В конце 1961 года меня назначили заместителем начальника управления Метростроя. На коллегии Министерства транспортного строительства, заместитель министра Николай Александрович Дыгай сказал: «- Сегодня мы утверждаем вас одним из руководителей Метростроя. Его строители — это огромная армия. Желаем вам успеха на этом нелегком посту…»
Непривычно мне было первое время в большом кабинете на улице Куйбышева, 3. Правда, засиживаться здесь не приходилось. В шкафу наготове видавшие виды сапоги, привычные комбинезон и телогрейка и старая любимая шахтерская каска (еще с моей «Новослободской»). В любую минуту наденешь, и в забой.
А знаете, есть что-то космическое в нашем подземном царстве. Тоннели, как огромные полые трубы, уходят далеко-далеко. Можно идти под землей километры — сухо, светло и лоток чистый. Он теперь плоский, а когда-то мы выскребали грязь из каждой ячейки. Невольно остановишься и скажешь: «А помнишь, Павел Семенович, сколько мы похлебали воды?!» Главный инженер Метростроя Сметанкин улыбается в ответ: «Такое разве забудешь?»
Шестидесятые годы советского метростроя — это широкий фронт работ, наполненный высокими трудовыми победами. Стало традицией сдавать ежегодно в эксплуатацию новую линию метро. И снова многое совершалось впервые.
Бригадами СМУ-5 Г. Авдюхова, М. Горбунова, И. Филимонова (он теперь Герой Социалистического Труда) на участке «Профсоюзная» — «Черемушки» впервые в отечественной практике пройдено около километра тоннеля закрытым способом на небольшой глубине. Вместо чугунных тюбингов они собрали тоннель из железобетонных блоков.
Это позволило резко сократить стоимость строительства. Этот же коллектив построил первый транспортный тоннель на площади Маяковского.
На шахте Ю. П. Павлова бригадами СМУ-7 И. Титова, Н. Коваля, И. Бородаева, Ф. Балакирева и Героя Социалистического Труда В. Слажнева на участке «Кузьминки» — «Рязанский проспект» за один месяц пройдено щитом четыреста метров тоннеля в неустойчивых песчаных грунтах. Было это в декабре 1961 года. Через шесть лет, в июне 1967 года — новый мировой рекорд проходки песчаных грунтов установили проходчики СМУ-8 бригады Чистова, Меркушева, Волкова, Голубева. Они построили 430,6 метра тоннеля.
Впервые в нашей практике коллективом СМУ-3 — начальник К. И. Крюков — при строительстве Горьковского радиуса в сыпучих грунтах на небольшой глубине пересечено тоннелями метро девять железнодорожных путей с двумя стрелочными переводами и действующим перекрестным съездом.
…К 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции протяженность столичной линии Метрополитена составляла уже 130 километров с 82 станциями…
Все это потребовало усилий всего метростроевского коллектива: наилучшего использования техники и постоянной заботы о повышении производительности труда, выполнения всех норм и правил при работе в забое. Бывали ли у нас несчастные случаи? Да, бывали. Их порождает потеря бдительности, минутная беспечность.
Техника безопасности — какое это емкое и важное понятие! Как дорого стоит пренебрежение к пей!
Нет людей, которые не знали бы, что нельзя идти на красный знак светофора — это смертельно! Но ведь иногда идут, бегут, надеясь на авось… Часто это оборачивается трагедией.
…Битком набит Красный уголок… Отчего у многих глаза полны слез? Да оттого, что погиб юноша — его сегодня друзья провожают в последний путь…
Что же случилось?! Пренебрежение к технике безопасности.
Отлично зная все законы ведения работ, инженер дал задание бригадиру и не проследил за исполнением. Работа самая простая — демонтаж блоков (та же бригада монтировала их — а это куда сложнее). Бригадир в свою очередь послал человека в опасную зону и на долю секунды забыл об этом. Сам он снял болты крепления и не сделал малого — не зачалил блок тросом (азбучная истина, записанная в правилах техники безопасности). Потом он слегка ударил кувалдой по торцу блока, чтобы проверить — зажат ли блок… за блоками, в штольне, в это время стоял его товарищ… Случилось непоправимое… Молодого рабочего зацепило падающим блоком… Ребята бросились на выручку, но поздно было. Леня только и успел сказать: «Что же вы наделали, ребята?!»
Конечно, те, кто виноват в гибели Лени, сурово наказаны. Но человека нет. Человека, который только начинал жизнь, который через два дня должен был жениться и пригласил на свадьбу всю свою бригаду. И вот в Красном уголке около гроба стоит его невеста в черном платье со скорбным лицом… Небрежность, секундное невнимание одного человека привели к непоправимому несчастью.
…Идут годы. Метростроевцы меряют их своей меркой — новыми станциями. В новых, отдаленных от центра районах одна за другой зажигаются красные буквы «М». Давно уже москвичи считают одним из бытовых удобств близость станции Метрополитена. Метро стало привычным в Ленинграде. Оно работает и строится в Баку, Тбилиси, Киеве, Ташкенте, Харькове… и повсюду, где начиналось метро, были посланцы — москвичи, которые охотно делятся своим опытом.
Эмблема «М» венчает теперь не только станции метро. Она красуется на порталах многих тоннелей, проложенных сквозь скалы и хребты Восточного Саяна; тоннели, сооруженные нашими проходчиками, соединили водораздел между реками Дон и Сал; ирригационные тоннели почти тринадцатикилометровой протяженности стали важным звеном крупнейшей в Средней Азии Явано-Оби-Киикской оросительной системы. Строители Ялтинского гидротехнического тоннеля были удостоены дипломов и серебряных медалей ВДНХ… Высокогорный автодорожный тоннель, построенный в Киргизии, открыл круглогодичное движение между Фрунзенской и Ошской областями и, что еще важно, сократил в два с половиной раза путь между ними.
Есть ли предел тому, что еще сможет сделать наш многотысячный метростроевский коллектив?..
В книге воспоминаний удивительной женщины М. Ф. Андреевой приводится ее беседа с Лениным в дни его болезни. На ее вопрос о том, что, должно быть, Владимиру Ильичу сейчас очень трудно, он ответил: «Что делать, М. Ф., милая моя! Надо!! Необходимо!!! Надо. Ничего не поделаешь!»
Такого объемного слова — надо — нет, по-моему, ни на одном языке мира. И главное, нет того чувства и смысла, которые каждый из нас вкладывает в это понятие надобности…
7
Идет 1963 год…
Торжественный вечер, посвященный женскому дню, назначен на 5 марта.
У всех на устах имя героического сына Земли русской — космонавта номер один Юрия Гагарина. «Ах, если бы он смог побывать у нас!» Мечтают об этом не только метростроевцы. Решаюсь позвонить Каманину.
— Николай Петрович, здравствуйте! Многотысячный Метрострой обращается к вам с просьбой. У нас большой вечер. Нам очень хочется повидать и послушать Юру Гагарина.
— Что же мне делать? Это почти невозможно, но и метростроевцам отказать нельзя. Давайте завтра созвонимся.
Назавтра — радость. Николай Петрович говорит, что Юрий Алексеевич в семнадцать ноль-ноль приедет прямо во Дворец Метростроя.
— Можно надеяться, что приедет и Валентина Ивановна?
— За женой, если можно, пошлите машину. Вот адрес…
Метростроевцы ликуют. Пионеры и комсомольцы приготовили цветы, шахтеры выбрали для подарка каску — «Первопроходцу космоса от первопроходцев метро».
Народ дружно собирался в своем Дворце культуры (было это 5 марта 1963 г.). Первостроитель Саша Кирсанов занял наблюдательный пост на подоконнике — до начала собрания еще сорок минут. Я смотрю в окно на Костомаровский переулок и вижу черную «Волгу». Она развернулась, встала невдалеке от подъезда. Из нее выходит в шинели и каракулевой шапке Юрий Гагарин!
Бросаемся вниз. Радость встречи, как ее передать? Вот он, улыбчивый, милый: «Приехал пораньше, а то вдруг заблужусь… а Вали еще нет?» — «Пока нет. Послали за ней машину с девчатами — скоро будут!»
Юрий Алексеевич здоровается с ветеранами, юными пионерами, осматривает дворец. Ко всему и всем внимателен.
— Как хорошо, что вы всех метростроевцев, награжденных за ударный труд, золотом записали на этих стендах. Да, богат Метрострой замечательными людьми. Не в каждом коллективе сразу тридцать Героев Советского Союза, а Алексей Рязанов даже дважды Герой. Это замечательно!
Подбегают Надя Чугунова и Таня Рожкова. Я представляю их и говорю, что это тоже наши ветераны. Юрий от души хохочет, жмет им руки:
— Какие ветераны у вас молодые!
Переходим в комнату президиума. По дороге — автографы, автографы… а вот и Валентина Ивановна. Муж и жена обмениваются веселым добрым взглядом.
Прошу Юрия Алексеевича сделать для метростроевцев памятную запись на большой фотографии, где он снят с Германом Титовым, Андрияном Николаевым и Павлом Поповичем. Он садится, кладет снимок на колено и пишет: «Коллективу Метростроя, создателям самого лучшего, самого красивого, самого удобного в мире метро, с самыми добрыми пожеланиями в труде и жизни. Ю. Гагарин. 5/III-63 г.».
Валентина Ивановна шутит:
— Юра, ну что ты так неровно пишешь? А он в ответ:
— Зато от всего сердца.
Мы храним эту драгоценную фотографию. И какое счастье, что выступление Юрия Гагарина записано на пленку! Как хорошо, что работники нашего Дворца культуры проявили смекалку! Мы теперь всегда можем слушать речь Гагарина, можем видеть его, снятого в тот вечер на кинопленку. Мне выпала честь вести это собрание и предоставить ему слово для выступления. Вот что сказал нам в тот вечер Юрий Алексеевич:
«Дорогие товарищи!
Мне приходилось в зарубежных поездках смотреть метро в разных странах. Знаете, очень большая разница по сравнению с нашим. Если взять наши подземные дворцы, архитектуру, отделку, мозаику — так это настоящее творчество, настоящее искусство. Можно ходить часами, даже по одному какому-нибудь из залов и любоваться красотой, любоваться архитектурой и отделкой этого зала, причем они не похожи один на другой. Везде вложена большая творческая мысль людей, которые трудятся так, чтобы создать приятное и полезное для людей.
До космического полета я очень часто ездил в метро. Теперь товарищи просят меня не делать этого. Говорят: «Если ты поедешь в метро, то прямо на станциях у тебя начнут брать автографы и интервью. Соберется толпа, нарушится график движения поездов». А ведь появились новые станции, хочется посмотреть их.
Во время заграничных поездок меня часто просили рассказать о том, как совершались космические полеты, о том, как живет и трудится советский народ, в частности, о том, какое у нас метро и кто все это делает. Много приходилось рассказывать, много было встреч с различными слоями населения земного шара. Приходилось бывать и в таких странах, где о Советском Союзе, его развитии судят примерно на уровне 20-х годов… Для некоторых людей, покинувших Россию в первые годы революции, совершенно непонятно, как Советский Союз построил социализм, успешно приступил к строительству коммунистического общества, осуществляет космические полеты. Для них совершенная неожиданность, что развитие науки Советского Союза находится на высшем уровне. И когда рассказываешь этим людям о труде советского народа, они с большим вниманием слушают о том, как живет их былая Родина.
Мы, космонавты, тоже трудимся. Наши новые полеты будут совершены по орбите вокруг Земли… Космические корабли создаются и для полетов к другим планетам.
Ученые в своих замыслах идут далеко — думают о полетах к Марсу, Венере, другим планетам.
Недавно просто ради шутки подсчитали, что если одного курящего обеспечить табаком на три года полета, то потребуется специальный вагон только с папиросами. Сколько же пищи, сколько питья, сколько поглощается кислорода!
Все это очень сложные проблемы, которые решаются и будут решены нашими учеными. Есть ли жизнь на Марсе? Есть ли жизнь на Венере — имеется много различных предположений, мнений, идут дискуссии.
Я думаю, что все разрешится очень просто: когда слетаем туда, тогда прилетим и расскажем. Мы расскажем о том, есть ли там женщины и какие они. Празднуют ли у них международные женские дни«.
Чудесно говорил Юрий Гагарин. Я привела лишь небольшие фрагменты из его выступления.
Мы были очень благодарны и то смеялись, то бурно ему аплодировали.
После торжественного собрания дети подарили Гагариным цветы. Юрий надел шахтерскую каску — видно было, что подарком остался очень доволен. Фотографируемся на память, и, к нашему удовольствию, Юрий Алексеевич с Валентиной Ивановной остаются на первое отделение концерта, в котором выступают наши метростроевские мастера пения и танца. Он от души аплодирует всем и улыбается своей «гагаринской улыбкой». Потом мы проводили Гагариных к машине. Обнимаемся на прощание. Подходит старый дедуля в брезентовой накидке. Со слезами на глазах протягивает руки и говорит: «Спасибо тебе, сынок, что приехал в наш Костомаровский переулок». Он хотел поклониться, но Юрий Алексеевич взволнованно обнял старика, поцеловал его.
…Последняя встреча с Юрием Алексеевичем была у меня в феврале 1968 года, в Кремле на торжественном собрании, посвященном 50-летию Советской Армии.
Дорогой гость метростроевцев Юрий Алексеевич Гагарин. 1963 г.
В перерыве небольшой группкой стоим в огромном фойе. Вдруг вижу бегут с лестницы Юрий Гагарин и Павел Попович. Гагарин приостановился, помахал мне рукой и весело крикнул: «Привет, Метрострой!» я издали ему улыбнулась. Кто мог подумать, что вскоре произойдет несчастье и первый космонавт погибнет…
Как он умел мечтать?! Помните?
Гагарин: «Я бы хотел принять участие в полете на космическом корабле с группой молодых космонавтов разных национальностей — русскими, индийцами, американцами. Это был бы мирный научный космический корабль. Но вы понимаете, что пока это только мечта. Давайте же будем все вместе стремиться к тому, чтобы эта мечта осуществилась. И действительно, не является ли наша Земля таким космическим кораблем, который несется по просторам Вселенной. Этот корабль принадлежит всем нам, всем народам мира, и его команда должна жить в мире и дружбе».
Корреспондент: «Представьте, что в следующий ваш полет в космос вам будет предоставлена возможность разговаривать со всем миром и вы будете знать, что народы всех стран слушают вас, что бы вы сказали тогда, находясь в таком привилегированном положении?»
Гагарин: «Если бы мне действительно была предоставлена такая возможность, я, очевидно, сказал бы следующее: «Люди, я бы хотел, чтобы каждый из вас хоть одну секунду побыл в этом корабле. Отсюда бы вы в мгновение ока смогли бы обозреть всю нашу Землю и увидеть, как она прекрасна. Так давайте же работать вместе, сообща бороться за то, чтобы она стала еще прекраснее и чтобы страшный пожар войны не зажег ее снова».
8
В июне 1973 года, в Международный день защиты детей, я была приглашена в знаменитый «Артек». Вот уж поистине — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я знала, что «Артек» — это море красных галстуков и море счастливых глаз. И я бесконечно счастлива, что увидела эту красногалстучную счастливую детскую державу. Их четыре с половиной тысячи. Они всё умеют. Они помогают убирать поля, собирают металлолом, охраняют памятники старины, они следопыты — благодаря им воскрешены тысячи имен героев Великой Отечественной войны. Они помогают охранять государственную границу и любят петь пионерские песни, играть в футбол и волейбол, рисовать, писать и читать стихи.
На сцену дружины «Кипарисная» вышла девочка. Ну кто не знает «Муху-цокотуху»! Оказывается, такой, какой ее показала, читая стихи, белоголовая девочка из Пензы, мы не знали. Не забуду морского похода на теплоходе в нейтральные воды Черного моря. Пионеры в бутылки замуровали письма на русском, французском, английском и немецком языках: они призывают к дружбе всех детей планеты. Эти послания в бутылках и масса цветов были спущены в Черное море. Куда-то они доплывут?
Дети на торжественном митинге вручили мне для Комитета советских женщин письма, которые написаны на больших полотнищах. На них четыре тысячи пятьсот детских подписей — посланцев всего многонационального Советского Союза и зарубежных стран.
Валентина Терешкова, которой я вручила эти послания по возвращении в Москву, читая, зябко повела плечами и сказала:
— Я так взволнована… Как они быстро взрослеют, наши дети!
Не забуду, как в «Артеке» закончился торжественный костер. Догорали поленья, старший вожатый объявил: «Сейчас всем построиться и по дружинам идти к своим корпусам спать».
Все поднялись (а это 4500 человек) и на одном дыхании, как один человек, произнесли:
Над морем ночь спускается, Артеку спать пора. Спокойной ночи, Родина, до нового утра!
Всю эту прекрасную крымскую ночь семьдесят третьего года я не сомкнула глаз. В памяти всплывало стихотворение Константина Симонова:
Никак не можем помириться с тем,
Что люди умирают не в постели,
Что гибнут вдруг, не дописав поэм,
Не долечив, не долетев до цели.
Как будто есть последние дела,
Как будто можно, кончив все заботы,
В кругу семьи усесться у стола
И отдыхать под старость от работы…
То вспоминался «Вьетнамский дневник» Благи Димитровой, написанный в 1972 году по горячим следам поездки в эту прекрасную многострадальную страну вместе с удочеренной вьетнамской девочкой Ха.
Я взяла с собой в дорогу номер «Иностранной литературы» и решила, раз не спится, опять перечитать страницы о детях Хайфона. Зажгла свет. Белые стены, белая постель и белые страницы журнала, где по белому листу черными буквами написано: «24 апреля 1972 года. Под вечер, Хайфон.
Выбрались девочки из руин,
нагишом, как спать легли накануне.
Обсыпаны пеплом, измазаны сажей,
Ослепшие от дневного света,
словно они из руин родились,
как Афродита из нежной пены.
- Дети, кто ваш отец, как его зовут?
- Папа.
- Дети, кто ваша мать, как ее зовут?
- Мама.
- а чья это кровь на ваших тельцах?
- Мамина.
- Чьи вы дети?
- мы дети Хайфона«.
Как страшно читать такое, даже если за окнами твоей комнаты ласково плещет Черное море, а за стенами чудесных домов спокойно спят чудесные дети, четыре с половиной тысячи ребятишек, которых собрал «Артек» в одну семью. Белых и черных, желтых и смуглых. В том числе и вьетнамских детей…
И еще в ту ночь память вернула меня в 1941 -1942 годы. Москва затемненная и холодная. Радио оповещает: «Граждане — воздушная тревога!» по улицам и переулкам тянутся к станциям метро женщины с детьми, в руках узелки с самым необходимым. Тихо и молча спускаются они в подземные дворцы и устраиваются там на ночлег. Заботливые руки московских комсомольцев уже расставили повсюду, где есть свободное пространство, топчаны. Какое счастье, что залы так высоки и просторны. Много воздуха, и дети до утра могут спать спокойно. Ремонтные бригады — ночники осторожно движутся по шпалам тоннелей, чтобы не потревожить легкий детский сон. Утром поезда снова повезут жителей города и фронтовиков в разные концы столицы, а пока здесь сонное царство. Над детским сном толща бетона, с такой любовью и старанием уложенная нашими руками, над ними наверху — добрая Москва, которая охраняет их жизнь.
