НАШ АДРЕС — СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
Родину любят не за то, что она велика, а за то, что она своя.
Сенека
1
Татьяна Викторовна, вот вам подарок! — Женя Соломатин, секретарь комитета комсомола, протягивает мне какую-то иностранную монетку. Я смотрю на него с недоумением. Мы не виделись давно, и я не помню уже от кого слышала, что он совершил туристскую поездку на теплоходе «Победа» вокруг Европы. Я восхитилась тогда таким интересным отдыхом, но прошло уже полгода, и я, по правде говоря, давно забыла об этом. — Берите, это вам на удачу. Это болгарская, вы ее берегите.
Машинально опустила я маленькую монетку в карман, и мы с ним заговорили о нашем насущном — о работе, о тоннелях, о пятой очереди, которую надо закончить досрочно, о том, что материалов не хватает.
На следующий — 1956 — год «Победа» шла вторым круизным рейсом вокруг Европы, и я попала в многочисленное племя советских туристов, с которыми проплавала двадцать восемь дней, прошла — говоря морским языком— 5349 миль (морских), побывала в Болгарии, Турции, Греции, Италии, Франции, Голландии, Швеции.
Словом, посетили мы семь стран и 14 городов…
Начались сборы, покупки, ателье, магазины. Наконец, все утрамбовано в чемоданы. Путевки в новую, морскую, жизнь выдало Туристическое бюро. Назначен день отъезда в Одессу, а оттуда в путь «по морям, по волнам, нынче здесь, а завтра там…».
Первое сентября 1956 года. Поезд на Одессу отходит в 21-13. На перроне тьма провожающих. Последние пожатия рук, и мы входим в вагон. Поезд трогается, рассаживаемся по своим полкам. Не могу молчать: «Товарищи, давайте знакомиться!»
Дорога прошла хорошо. Съели коллективно все свои основательные припасы, выпили цистерны две чаю и от одесского вокзала в порт прибыли настоящими друзьями.
В Одессе я впервые. Мне все интересно: и памятник Дюку, и знаменитая лестница, и набережная, где бродил Пушкин… Посылаем из порта последние телеграммы, открытки, говорим по телефону с Москвой.
«Победа»! Как символично. И как это имя подходит к величавой белоснежной красавице. Ее, как перед свадьбой, холят и прифасонивают. Смотреть смотрим, но нас не скоро пустят на нее. Надо еще паспорта получать, а пока отправляемся на автобусе в город. Поднялись к знаменитому театру, погуляли по не менее знаменитой Дерибасовской и вернулись «домой», в порт.
Нам выдали паспорта, и, схватив чемоданы, перегоняя друг друга, мы понеслись к «Победе». (Для чего эта спешка? Все уже были распределены по каютам и знали даже номера, мой № 216, но, видимо, «дорожная лихорадка» — свойство человеческого характера. Я еще не видела ни женщины, ни мужчины, чтобы они не суетились перед дорогой.) по трапу взбираемся на пароход, нервничаем в поисках своих кают.
Над городом спустились сумерки, зажглись огни. На пристани одинокие фигуры, и среди них наши редкие провожающие из Москвы. Последний прощальный гудок, и мы медленно отходим. Вот когда дошла до сердца песня: «В тумане скрылась милая Одесса». Поем ее, а сердце почему-то щемит, а Одесса все дальше и дальше. Море берет в свои объятия нашу бело-голубую «Победу», мы расходимся по каютам.
Для начала о теплоходе: ох и огромна наша «Победа». И не только на первый взгляд. Она оставалась огромной до конца. Прежде чем куда-либо пойти, сначала постоишь, подумаешь, сориентируешься… Длина корабля 153, ширина 18,6, высота 18 метров. Экипаж 270 человек.
На баке, площадью 4×4, в зоне открытого моря играем в волейбол, да как играем! Тут и гас, и пас. Привязали мяч к веревке — игре не мешает и в океан не улетит, а удовольствия и играющим и болельщикам более чем достаточно.
«Водоплавающие» туристы завладели бассейном. Он, конечно, и отдаленно не напоминает «Москву» у Кропоткинских ворот. Это нечто похожее на ящик в палубе размером 5×4 и глубиной от 1 до 3 метров. Нас только туристов более пятисот человек! Но любители ухитряются даже нырять и плавать.
Константин Георгиевич Паустовский, взглянув на купающихся, сказал мне на ухо, что это напоминает ему котел с ухой.
Ленинград представляли сразу трое — поэты Александр Решетов, Сергей Орлов и прозаик Даниил Гранин. На писателей нам в этом рейсе повезло. Им не давали покоя — да их и просить не надо было — шуткам, стихам, песням, спорам, иногда яростным, иногда «спокойным» не было конца.
Поздним вечером 4 сентября прибыли в болгарский порт Варну. На пристани тьма народу. Много болгарских моряков. Нас встречают представители посольства и местных организаций. Все дружески приветствуют нас.
Здравствуй, милая и дорогая нашему сердцу Болгария! Чувствуется приближение праздника — страна готовится ко Дню освобождения 9 сентября. Вспоминаю встречи с Георгием Димитровым, вспоминаю многих своих болгарских друзей и прежде всего Стеллу Благоеву, Цолу Драгойчеву.
Бродим по красивым зеленым улицам Варны. И вот тут-то пригодилась подаренная мне болгарская монетка. Широким жестом я вынула ее из кошелька и предложила спутникам попробовать болгарской минеральной воды. Это было встречено с энтузиазмом. Правда, оказалось, что мы можем купить на мою «валюту» всего один бокал воды. Но зато мы его пили коллективно.
И вот прощай, Болгария! Впереди Турция. Греция…
Столько лет прошло! Столько событий! Я помню Босфор с его «морской теснотой»: пароходы, фелюги, баржи… Теперь над ними протянулись ажурные перекрытия огромного моста.
В Афинах мы поднялись к чудесному храму Зевса. Некогда тут стоял лес колонн. К сентябрю 1956 года из ста пятнадцати осталось одиннадцать…
Я всегда любила петь, а Италия совершила чудо — все стали певцами. Пели на теплоходе, пели в автобусах, которые гнали во весь дух по узким улочкам отчаянные итальянские шоферы. Пели и русские и итальянские песни. Сразу определились запевалы — представитель фирмы «Чит», шофер, гид и я. Микрофон переходит из рук в руки.
Поем «Санта Лючия», «Два сольди», «Костры горят», «Волга-Волга — мать родная», «Вернись в Сорренто»… но триумф был полный, когда спели «Бандьера росса». Я начала, не зная как отнесутся итальянцы к этой революционной песне. Они не только поддержали, но пели в полный голос с величайшим энтузиазмом, а по окончании гид схватил микрофон и закричал: «Вива Ленин!», «Вива Тольятти!»
И мне вспомнились стихи Николая Асеева — «Песнь о Гарсиа Лорке».
Шел он гордо,
срывая в пути апельсины
И бросая с размаху
В пруды и трясины,
те плоды
под луною
В воде золотели,
И на дно не спускались,
И тонуть не хотели.
Будто с неба срывал
И кидал он планеты,
так всегда перед смертью
поступают поэты.
Проезжаем небольшой город. Гид сообщает, что шестьдесят процентов жителей города коммунисты. Отлично! Какой хороший итальянский город. Как здорово мы пели «Бандьера росса».
Родные и любимые нас не забывают. Не успеваем ступить на палубу «Победы», как окрест разносится: «Туристы Орлов, Гранин, Паустовский, Смирнов… вам телеграммы. Приходите в радиорубку».
Из Италии наш путь лежит по Средиземному морю, Гибралтару, Атлантическому океану, грозе туристов Бискаю, Ла-Маншу и Па-де-Кале. Мы идем во Францию — порт Гавр.
Неделя в открытом море. Отдыхаем, загораем, купаемся, поем песни… Почти все (даже не писатели) вооружаются карандашами и блокнотами. Пишется мало. При такой морской красоте вдохновение не осеняет нас. Больше ахаем и охаем: то рыбу летающую увидели, то чайку красоты необыкновенной, то просто само море отливало чудесной голубизной.
Длинный морской переход. Особенно когда сумерки сгущались над морем, мы много разговаривали, и как-то кем-то был поднят «женский вопрос» и об отношении, людском уважении друг к другу — словом, о многом… Позднее я как смогла записала по памяти высказывание Расула Гамзатова.
— По-моему, — говорил он, — мерилом человеческого достоинства является отношение к женщине. Можно так перефразировать известное изречение: «Скажи, как ты относишься к женщине, и я скажу, кто ты». Уважение к женщине — традиция горцев. Если человек не носит ее в своей душе, он плохой человек.
Почти все из кают перекочевали с раскладушками на палубу. Решили спать на воздухе. Здесь хорошо, свежо. Только спать-то некогда: хохот, шутки, иногда среди ночи песня.
Как-то днем в салоне выступили наши поэты. Читали стихи Сергей Орлов, Саша Решетов, Расул Гамзатов… Хорошо!
На другой день — творческая встреча с нашим замечательным русским писателем Константином Георгиевичем Паустовским. Какое у него суровое лицо. Улыбается он редко, но забыть эту улыбку невозможно. Говорил он не столько о себе, сколько о Рязанщине, его любимом крае, о Гайдаре. Все это дополняло, расширяло страницы его книг, которые каждый из нас читал с наслаждением. Рассказы, повести, романы, воспоминания Паустовского не просто читаются, мы не только просто знакомимся с героями, они проникают в душу человека и остаются там навсегда. Так светлы, прозрачны и грустны его рассказы о любви, о встречах и расставаниях!.. По крайней мере я так воспринимаю его творчество.
Вспомните, какие чудесные слова говорил один из героев его рассказа «Московское лето», отвечая на вопрос: «Что такое пятилетка?» — «Величайшее напряжение, чтобы приблизить будущее не теми сонными темпами, какими идет биологическая жизнь, а теми темпами, которые нужны нам, живым людям, не рассчитывающим жить двести лет. Пятилетка — это героическое нетерпение, вогнанное в рамки цифр. В этом ее смысл и ее необыкновенность».
Поезд Гавр — Париж приближает нас к столице Франции.
Едем по блистающему огнями Парижу. Вижу знакомые места. Сердце бьется сильнее. Двенадцать лет назад было другое… Другой — послевоенный — Париж 1946 года…
2
…Только-только отгремели последние залпы второй мировой войны. В столице Франции собрался первый Всемирный конгресс женщин, делегатом которого мне посчастливилось быть.
Заседания проходили в зале Мютюалите, что в переводе означает «Зал взаимности». Делегатки, представляющие сорок шесть стран мира, во весь голос сказали тогда свое решительное слово — нет войне!
Помню, как на трибуну поднялась худенькая, седовласая, с удивительно большими проницательными глазами женщина. Это была Эжени Коттон — председатель Международного инициативного комитета. Она открыла конгресс.
— С радостным волнением, — говорила Эжени Коттон, — я приветствую женщин, которые представляют здесь женщин всех национальностей, всех обществ, всех слоев, всех возрастов, всех партий.
Французские женщины глубоко тронуты, что Париж избран местом проведения Международного конгресса. Мы знаем, что, избрав Францию, вы имели в виду не только ее славное прошлое, но и ее героических деятельниц, тех, которые достойно проявили себя в дни Национального Сопротивления. У нас плохо со средствами сообщения, дороговизна растет с каждым днем, бумаги не хватает, то и дело выключается электричество… но одно и то же пламя горит во всех взорах. Сколько мы вытерпели, сколько жертв принесли для торжества демократии!
Наша цель — уничтожение фашизма, обеспечение демократии и мира во всем мире, улучшение положения женщин, обеспечение счастливого будущего для грядущих поколений!
Свое вступительное слово Эжени Коттон закончила призывом:
— Да здравствует Международная демократическая федерация женщин!
Год от года растет авторитет Всемирной федерации женщин, увеличивается количество организаций — было их сорок шесть, сейчас более ста.
Руководителем советской делегации была Нина Васильевна Попова — тогда председатель Комитета советских женщин.
…В годы войны Нина Попова была председателем исполкома Краснопресненского района. Эту красивую голубоглазую женщину в гимнастерке видели и на строительстве рубежей, к в цехах заводов, и в госпиталях. Она потеряла в годы войны любимого мужа, видела страдания тысяч людей, все свое сердце отдала делу защиты мира. Когда Нина Попова вслед за Эжени Коттон поднялась на трибуну, зал встретил ее — посланца великой Страны Советов — бурей аплодисментов.
— Нам выпало счастье, — говорила Нина Васильевна, — встретиться в дни, озаренные радостью победы над врагами человечества, над врагами культуры и прогресса. Позади тяжелые годы великих жертв, упорной героической борьбы. Впереди — огромной важности задача: окончательное уничтожение всех остатков фашизма и борьба за прочный и длительный мир!
…В те дни я увидела и услышала женщин Австралии, Англии, Аргентины, Болгарии, Бразилии, Греции, Египта, Индии, Испании, Италии, Кубы, Польши, Румынии, США, Уругвая, Франции, Чехословакии, Югославии.
…Многие женщины в траурных одеждах, многие с клеймом гитлеровских концлагерей. Как твердо звучат их голоса, когда они говорят о своей решимости продолжать борьбу за мир, за равноправие женщин, за счастье всего человечества.
Поднимается на трибуну Жаннет Вермеш — героическая дочъ французского народа. Она читает текст присяги. Делегатки стоя, каждая на своем языке, повторяют слова клятвы. Все очень торжественно, все взволнованы до слез, до спазм в горле.
Вдруг в зал — он круглый, и в нем много дверей— врываются фашиствующие молодчики с автоматами наперевес:
— Ваше время кончилось, освободите зал!
Одни встали у дверей, другие начали сбрасывать со столов на пол наши вещи, бумаги, сумки, собирать стулья…
…Ни одна женщина не дрогнула. Жаннет продолжала читать текст присяги с еще большим энтузиазмом. Женщины повторяли:
«Мы торжественно клянемся неустанно бороться за то, чтобы навсегда был уничтожен фашизм во всех его проявлениях!
Мы торжественно клянемся неустанно бороться за обеспечение прочного мира во всем мире!
Да здравствует Международная демократическая федерация женщин!»
Взявшись за руки, женщины скандировали, приветствуя федерацию и ее председателя Эжени Коттон, которая стояла за столом президиума сияющая, безмерно счастливая.
…Как по команде, молодчики исчезли, а мы даже этого не заметили.
Как-то в перерыве между заседаниями показывали нам документальный цветной фильм о Параде Победы в Москве. Наша делегация сидела в центре зала. Погас свет, и на экране — дорогая сердцу Москва, красивая и ликующая. Чеканным шагом идут участники парада. К Мавзолею брошены трофеи — фашистские знамена. Бьют Кремлевские куранты. Парад продолжается…
Зажегся свет, и зал взорвался бурей аплодисментов. Делегатки и гости конгресса стоя приветствовали нашу страну…
На Парижском конгрессе были не только заседания. Были встречи по делегациям. Были и приемы: француженки пригласили к себе советскую делегацию.
1945 год. Париж. «Нет — фашизму!» Первый Всемирный конгресс женщин. Справа налево: Эженни Коттон, Нина Попова, Долорес Ибаррури, Татьяна Федорова.
Были прогулки по Парижу. Нам очень хотелось поближе посмотреть памятник Жанне Д’Арк. Но движение в городе такое, что трудно подобраться к нему. Полисмен, стоя в центре площади, только машет рукой, покрикивая: «А гош, а гош». Но, увидев нас, задержал движение, и мы оказались около Жанны.
…Возвращались из Парижа двумя самолетами. Первым улетели Нина Попова, Екатерина Фурцева и другие делегатки. Нашу группу возглавляла Клавдия Ивановна Кирсанова — старейшая коммунистка, жена видного большевистского деятеля Емельяна Ярославского. С нами писательницы Анна Караваева и Елена Кононенко, чудесные женщины.
Мы в самолете. Курс на Москву. Приземляемся. К трапу бегут десятки фоторепортеров, кругом прожекторы, кинокамеры. Клавдия Ивановна Кирсанова командует: «Девчата, всем подтянуться, напудриться — сейчас выходим. Видите, какая торжественная встреча!»
Открывается дверь, наш «бригадир» выходит первой, за ней — мы. Что такое? Раздается команда: «Гаси свет, это не тот самолет. Тут какие-то женщины!» Свет погас, корреспонденты убежали. Обознались рейсом. Встречали, разумеется, футболистов «Динамо». Мы в темноте с хохотом пошли к аэровокзалу… «Динамо», милое «Динамо», за которое «болею» всю жизнь, так подвело нас…
На другой день по возвращении в Москву с конгресса мне позвонила Стелла Благоева.
— Танечка, приезжай, мы тебя ждем вместе с Соней Мануильской (жена Дмитрия Захаровича Мануильского). Расскажешь нам о конгрессе.
Приезжаю на улицу Горького. Там, в одном из домов гостиничного типа жила семья Мануильского. Его в Москве не было. Вхожу — меня встречают Стелла и вместе с ней женщина — седая, коротко стриженная, с удивительно красивым, бледным лицом — это Мануильская. Позже узнала, что у нее был тяжелейшей формы туберкулез. Мы уселись в маленькой гостиной. На столе огромное яблоко, разрезанное на три части, и кофе. Меня засыпали вопросами: как конгресс? Как себя чувствует Ибаррури? Как Цола Драгойчева, как Жаннет, как Мари Клод Вайян Кутюрье?
С волнением рассказываю обо всем увиденном и услышанном, о том, что Мари Клод после концлагеря очень больна, она тоже пронумерована этой страшной фашистской меткой, собирается к нам — в СССР. Рассказала о встрече с Жаком Дюкло. Софья Мануильская вышла в другую комнату и принесла книжечку.
— Это речи нашего Жака, я вам хочу прочитать одно его высказывание о коммунистах.
«Никто не предан так делу независимости и величия своих стран, как коммунисты. Они доказывают это не словом, а делом.
Можно любить или ненавидеть коммунистов, но ясно одно: в наше время никто не может быть безразличным к их деятельности, так как во Франции и во всем мире они представляют собой силу, с которой невозможно не считаться. Коммунисты совершенно не считают себя отличными от других людей. Нет, они стремятся быть просто честными и мужественными людьми, ибо знают, что мужество приобретается вместе с чувством собственной ответственности и долга. Они стремятся быть людьми, преданными делу трудящихся, делу народа, нации«.
3
Минуло с тех памятных дней конгресса одиннадцать лет. И вот я снова в самом сердце Франции. Мои товарищи по путешествию относятся ко мне как к «старожилу». Прежде чем отправиться на прогулку по городу, спрашивают, как от нашего отеля «Орсей», что находится на улице Анатоля Франса, пройти на Елисейские поля или площадь Согласия…
На меня лично большое впечатление произвел Собор Парижской богоматери. Рассказать о нем трудно, его надо видеть. О соборе нельзя составить мнение по описанию, как о книге по ее переплету… в 1945 году, в первый свой приезд, я не успела «познакомиться» с ним… Сейчас я это сделала основательно.
О соборе можно сказать: мрачный, величественный, колоссальный. Его фасад, его стены напоминают по цвету дикие кавказские скалы, в них есть что-то неприступное. Даже яркий солнечный день, который сопутствовал нам, не скрасил, а только по-особому оттенил суровость здания-великана. Как только вступаешь под своды собора, превращаешься в какую-то невесомую частицу по сравнению с его величием. На огромной высоте — ряды колонн, как огромные стволы деревьев, поддерживают свод капители, напоминающей огромные листья. Мозаика, изумительные витражи и торжественная тишина, погруженная в серовато-голубую дымку, окутывающую изнутри все здание. В соборе, как в театре,- стулья, горят свечи, где-то в глубине идет служба.
В Париж нельзя не влюбиться. Помните, у Маяковского: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва».
Именно после Парижа нам, уже полным всяческими впечатлениями, очень захотелось домой, а предстоял еще путь в Голландию и Швецию.
…«Победа» идет к своим берегам. Мы стоим на палубе. Моросит дождь. Похолодало.
Вот и Финский залив. На горизонте дорогой сердцу Ленинград. Наконец-то причаливаем. Прощаемся: телефоны, адреса, последнее «спасибо» команде, и вот она, родная ленинградская земля. Мы дома, и дым отечества нам сладок и приятен…
