 Н. Н. Соколов, Начальник 4-й дистанции Метростроя |
|
Мы строили не только станцию «Сокольники». Мы построили также прилегающий к ней перегон длиной в 400 метров. В общей сложности это составляет 670 метров тоннеля. 170 из них — длина самой станции. Станцию мы построили очень быстро, в полгода. В марте 1934 года мы начали забивать сваи, а к 1 августа закончили бетонные работы. Нам помог опыт, который мы приобрели во время постройки подходов. В июне 1933 года мы начали постройку тоннеля. Вначале работы шли с большим трудом. Сказывалась наша неопытность, сказывались тяжелые гидрогеологические условия и запутанность московского подземного хозяйства, которое даже не было полностью нанесено на план. В самом начале нашего участка (у Митьковского путепровода Казанской ж. д.) по трассе проходила река Рыбинка, заключенная в бетонный коллектор. Речка эта наделала нам немало хлопот. Железобетонный коллектор ее имел в диаметре 2 метра. Это уже не труба какая-нибудь, а большая бочка длиной во много метров. И эту бочку проект предписывал подвесить на креплениях котлована. Просто подвешивать ее было нельзя — уж слишком тяжесть большая — никакие крепления не удержат. Предложили сломать бетонную трубу, сделать вместо нее деревянный короб и по этому коробу пропустить речку, а под ней пройти тоннелем. Мы не рискнули это сделать. Никому не хотелось работать, имея над головой огромную бочку с текучей водой. Мы предложили свой способ разработки этого места. Бетонный коллектор Рыбинки мы не тронули, отступили вправо и влево на полтора метра и оставили его как бы на насыпи, которую соответственно укрепили. Но это еще не избавило нас от многих неприятностей. Как раз у места наших работ в Рыбинку впадало шесть водостоков. Во время дождей все эти водостоки и коллектор Рыбинки переполнялись. Напор воды становился настолько сильным, что даже поднимал тяжелые чугунные крышки смотровых колодцев. Чтобы перекрывать воду, мы закладывали пробки из четырех рядов кирпичей. Эти пробки должны были по нашим расчетам выдерживать очень большое давление. Но мы не учли того, что дождь не будет ждать, пока цемент в уложенной пробке схватится. Мы не предполагали также, что вода по трубе идет полным сечением. За это мы жестоко поплатились. При первом же сильном дожде кирпичную пробку вышибло, и вода залила котлован. А в котловане еще не подвешены были телефонные кабели и газовые трубы. Авария грозила оставить весь район без связи, а разрушение газовой трубы могло привести к еще более тяжелым последствиям. Перед нами стала задача: немедленно спасти все подземные сооружения, удержать их от падения. Мы сразу перебросили с одного берега котлована на другой большие металлические балки и к ним подвесили газовую трубу. Тем временем начали обвисать трубы, в которых были заключены телефонные провода. Мы все ж успели подвесить их. Это была наша первая авария. Но Рыбинка на этом не успокоилась. Ее капризы наделали нам много бед. В один из дней, когда наш тоннельный котлован уже подходил к Рыбинке, начался дождь. Он лил целый день и к вечеру настолько усилился, что пришлось прекратить работу. Ночная смена ушла под навес. В котловане остался один инженер Павловский. Внезапно он услышал сильный шум. Поток воды несся со стороны Рыбинки, заливая котлован. Павловский бросился навстречу. Из смотрового колодца, откинув чугунную крышку, бил огромный фонтан грязной воды. Котлован уже заполнялся водой, крепления рушились. Надо было спешно остановить поток. Вместе с подбежавшим рабочим Гординым Павловский попытался закрыть крышку. Несколько раз они бросались к колодцу, но каждый раз вода сбивала их с ног. Наконец после многих безуспешных попыток крышку удалось закрыть. Навалившись на нее, они тяжестью своих тел удерживали рвавшуюся наружу воду. Подоспевшие на крик рабочие помогли завалить колодец тяжелым грузом. Поток был остановлен. Находчивость и смелость Павловского и Гордина спасли нас от катастрофы, последствия которой были бы поистине ужасны. Потоки воды могли размыть крепления, разрушить бетонный коллектор реки. И тогда вся масса воды хлынула бы в котлован, затопила бы все прилегающие здания и надолго парализовала бы работы. С водой нам приходилось бороться все время. Редкий дождь проходил у нас без аварии. Лопались переполненные водостоки, и вырвавшаяся из тесных труб вода широко разливалась вокруг. Только находчивость людей выручала нас в этих случаях.
Я вспоминаю еще один случай, когда вода из проходившего рядом с котлованом водостока начала промывать брешь позади крепления. Промоина подходила уже вплотную к трамвайным путям. Еще немного и под рельсами образовалась бы пустота. Бригадир Янин и Хохлов бросились спасать трамвайный путь. Стоя по шею в воде, они пытались поставить крепления. Но вода все прибывала, и промоина росла. Положение спас инженер Кузнецов. Он догадался бросить несколько мешков с песком в вышележащий колодец. Песок закрыл водосток. Вода остановилась. Шестого ноября в связи с празднованием XVI годовщины Октябрьской революции работы были на два дня приостановлены. На дистанции остались лишь дежурный инженер, десять проходчиков, слесарь, монтер и сторож. Весь коллектив рабочих ушел на торжественное заседание в кино «Молот». Поздно вечером пришедший на дежурство инженер Быковский увидел, что левая сторона котлована не закреплена. Размокший плывун устремился в свободное пространство. Постепенно пришли в движение огромные массы грунтов. Под их напором начали изгибаться сваи, лопались крепкие расстрелы. Катастрофа казалась неминуемой. Разрушение грозило многим зданиям. Вместе с дежурной бригадой Хохлова Быковский кинулся против плывуна. Тюки сена, мешки с песком, бревна, доски полетели, преграждая путь ползущим грунтам. Но плывун казался ненасытным. На мгновение остановившись, он покрывал преграждавшие ему путь завалы и снова полз вперед. Горстка смельчаков несмотря на нечеловеческие усилия не могла его остановить. Быковский сообщил об аварии в кино. Торжественное заседание было прервано. Празднично одетые люди бежали к котловану, ползли по бревнам креплений, по колена в плывуне и воде тащили материалы. К утру 7 ноября плывун остановили. Несчастье удалось предотвратить. Борьба с плывунами продолжалась все время. На нашем участке плывуны начинались на глубине 9 метров. Глубина залегания станции — 12,5 метра. 3,5 метра нам пришлось проходить в сплошных плывунах. Шпунт, которым пользовались на других станциях, мы не забивали — слишком узко было пространство наших работ. Оставался способ открытого водоотлива. При этом способе роют колодцы, куда дренажными канавами отводят воду. Потом эту воду откачивают мощными насосами. Но этот способ хорош там, где плывуны отдают воду. А у нас он помогал мало. Инженер Москалев предложил свой метод проходки. Мы его приняли, и он помог нам одолеть плывун. Мы расставили через каждые 10 метров колодцы и соединили их между собой канавами. Продольные канавы мы в свою очередь связали такими же поперечными канавами. Таким образом весь котлован был разбит на небольшие клетки, осушить которые было уже значительно легче. В этом собственно и заключалась специфика земляных работ при проходке станционного тоннеля. Такая проходка требовала большой аккуратности. Вырытые канавы ни на минуту нельзя было оставлять без наблюдения. Жидкий плывун сразу же заполнял их, сводя на-нет всю работу. Надо было тщательно закреплять стенки канавы, закладывать новые щиты. На этой работе особенно отличались бригады землекопов Тишкина и комсомольца Плотицына. Этот последний быстро научился раскреплять вырытые канавы, оставляя далеко за собой других землекопов. На его участке дно котлована всегда открывали раньше, чем на других. Чтобы повысить производительность труда, мы устраивали своеобразные состязания. Бригады ездили на другие участки работ, и там происходили «матчи», как мы их называли. Обычно бывало так: бригада участка, где происходит «матч», становится работать, а рядом в таких же условиях работает наша бригада. Спустя четыре часа бригады меняются местами и снова работают по четыре часа. По окончании работы подсчитывали число кубометров грунта, вынутого каждой бригадой, и определяли, кто победил. Почти всегда победителем был Тишкин со своей бригадой. Эти «матчи» пользовались большой популярностью, собирали много зрителей: каждый участник старался дать возможно больше кубометров грунта.
Сноровка, приобретенная во время этих соревнований, помогала повысить производительность у себя. Людей даже не столько интересовал высокий заработок, сколько желание дать побольше кубов. Люди росли на работе. Росли на глазах у всех. Комсомолец Пустовойт пришел к нам совсем зеленым парнем. Он никогда не работал на строительстве, и все вокруг казалось ему необычайно сложным. Его поставили на земляные работы. Первое время лопата валилась у него из рук, над ним смеялись остальные рабочие, хотя и сами они не ахти как давно стали землекопами. Но Пустовойт не терялся. За очень короткий срок он свыкся с работой и давал по 10-12 кубометров в день — норма, которая впору старым привычным рабочим. Потом он придумал особую форму ручки для лопаты. Эта ручка намного облегчала труд и повышала производительность. Хорошо работали и крепильщики. Метод разбивки котлована на клетки не всегда удавалось применить. Забивать железный шпунт мы также не могли, работать же, не укрепляя стенки котлована, было нельзя. Бригадир крепильщиков Хохлов предложил забивать наклонный шпунт из марчеванок (досок). Он сам это делал, и благодаря его креплениям мы отлично проходили наиболее узкие места. А ведь если б не его способ, нам пришлось бы применить замораживание либо силикатизацию. И то и другое задерживало проходку и требовало больших затрат. Хохлов предложил также закладывать за крепи сено. Это оказалось очень удобным при проходке водоносных грунтов и жидких плывунов, которые прорывались сквозь щели креплений. Сено, заложенное за крепления, пропускало воду, но задерживало вынос грунта. Тем самым предупреждались осадки грунта на поверхности… Полностью понизить воду нам не удавалось, поэтому нам все время приходилось испытывать очень сильное давление на крепи котлована. Случалось, что напором грунта ломало не только обычные деревянные крепления, но и толстейшие расстрелы и даже железные сваи. Инженер Зернов предложил оригинальный способ крепления, при котором котлован раскреплялся в виде жесткой пространственной фермы. Помимо продольных и поперечных креплений он ставил раскосы и подкосы, которые принимали на себя значительную долю горного давления. Эти подкосы удержали котлован и спасли нас от аварий, хотя на бровке котлована всегда скоплялось очень много вынутого грунта. Раскосное крепление помогло нам также задержать осадку котлована, когда крепи начали садиться, а железные сваи, теряя точки опоры, уходили вглубь в плывуны. Но все эти меры мы стали применять уже позже, когда приступили к постройке самой станции. А при постройке подходов аварии у нас случались частенько. Инициатива инженера-коммуниста Зернова помогла избежать их при постройке станции. 18 февраля перед началом постройки станции случилась такая авария. Мы сооружали на самом подходе к станции раструб для смыкания путевого тоннеля со станцией. Мы уже достигли глубины 7-8 метров, когда вдруг вечером рядом с котлованом лопнула восьмидюймовая водопроводная магистраль. Вода быстро размыла грунт за крепью и вызвала деформацию крепления. Это грозило разрушением всей системы креплений котлована. А на креплениях были подвешены подземные сооружения городского хозяйства — водопроводные и канализационные трубы, телефонные и осветительные кабели. Кроме того на самой бровке котлована в 2 метрах от края стоял двухэтажный жилой дом, который сразу же начал садиться и трескаться. В течение одного часа он опустился на 40 сантиметров. Положение было очень тяжелое. Казалось, что спасти дом уже нельзя. Мы вывели жильцов на улицу, а сами бросились на ликвидацию аварии. Бригады крепильщиков подводили новые расстрелы, слесари подставляли железные швеллера, приваривая их к металлическим сваям креплений. Над головами у них трещали балки, впереди карежило железные сваи. Стена дома уже довольно заметно наклонилась в сторону котлована. Сидя верхом на гнувшихся швеллерах, слесари приваривали металлические раскосы. Особенно рьяно работал сварщик Тришкин. Он сидел на швеллере, который на глазах менял свою форму, изгибался, казалось, вот-вот упадет. Тришкину кричали, звали его вниз, но он не уходил, пока не приварил новую балку. Так, шаг за шагом, под непосредственной угрозой обвала и гибели люди отвоевывали целость котлована и дома. Бригада крепильщиков Хохлова, бригада слесарей Дудырева показывали чудеса.
К 12 часам ночи аварию удалось ликвидировать. Дом перестал садиться. Мы его спасли, спасли и свой котлован. Дело обошлось без единой человеческой жертвы, хотя опасность была очень велика. Крепления настолько ослабели, что многие расстрелы срывало с мест и они обрушивались вниз. А в 2 часа ночи, когда авария была уже окончательно ликвидирована, нам позвонил по телефону Никита Сергеевич Хрущев. Он уже знал о случившемся и спросил, как подвигается ликвидация аварии и что мы предприняли. Я рассказал ему, в каком положении все дело, что послужило причиной аварии. Он крепко поругал меня тогда за недосмотр и предложил во что бы то ни стало укрепить дом. Мы в этот момент заканчивали крепление самого дома наверху, и к утру жильцы уже были вселены. В марте мы начали забивку свай на Русаковской улице на месте будущей станции. По постановлению президиума Моссовета все движение надо было перенести на соседнюю Маленковскую улицу, чтобы открыть широкий фронт работ. Мы сами уложили вдоль Маленковской улицы трамвайные рельсы и предложили Мострамвайтресту перебросить движение. Но нам ответили, что Моссовет дал разрешение на перекладку путей. Чтобы перевести движение, нужно было еще одно новое распоряжение. Мы к этому времени уже забили сваи по всей улице, и нам осталось только пространство, занятое трамвайной линией. Забивать там сваи днем мы не могли — линия очень перегружена, чуть ли не десяток маршрутов проходит по ней. Работать же только ночью значило надолго растянуть забивку. Я пошел к тов. Булганину. Николай Александрович удивился: — да какого чорта им еще нужно? Было же постановление перевести движение? Пусть переводят… Я отправился в Мострамвайтрест, уверенный, что теперь все закончится очень быстро. Но дело оказалось сложнее, чем я предполагал. Во-первых, мне не поверили, когда я сказал о разговоре с тов. Булганиным. Во-вторых, снова потребовали письменного распоряжения. Меня взорвало. — Так ведь разрешение на перекладку есть, чего же вам еще? Зачем было перекладывать пути, если не переносить движение? Для украшения, что ли?.. Но все мои доводы были мало убедительны для трамвайщиков. Они уперлись на своем, и я так и ушел ни с чем. А вернувшись на дистанцию, решил действовать своими силами. У нас было разрешение забивать сваи вдоль трамвайного пути ночью, когда прекращается движение. Во время очередной забивки я распорядился одну сваю между рельсами не добить до конца и оставить конец ее на поверхности. В Мострамвайтрест мы позвонили и сказали, что у нас случилась авария с копром и что одна свая осталась торчать на пути и что надо временно перенести движение на соседнюю улицу. Наутро трамваи уже не шли. Из треста приехала целая комиссия. Судили, рядили и к 12 часам наконец решили «временно», до удаления сваи, перебросить движение на Маленковскую улицу. Мы торжествовали. Но сваю на всякий случай оставили до начала земляных работ. Так и торчала она памятником тупости бюрократов из Мострамвайтреста. Когда я рассказал об этой нашей хитрости тов. Хрущеву, он долго смеялся… В марте к нам приехал тов. Каганович. Он обратил внимание на крепления, отметил их качество. Но тут же посоветовал уменьшить их число, ставить расстрелы пореже. Мы послушались совета Лазаря Моисеевича, и это во многом нам помогло. Во время бетонных работ пришлось меньше перекреплять: не мешали стоявшие ранее на каждом шагу расстрелы. Лазарь Моисеевич также сказал, что бетонные и земляные работы мы проводим слишком кустарно, что нужно получше использовать механизм. — Надо организовать работу так, чтобы ежедневно можно было проверить выполнение плана, — добавил он уезжая. Его слова заставили нас призадуматься. Нам предстояло уложить в конструкции станции и подходов 35 тысяч кубометров бетона. Сделать это надо было возможно скорее. Мы раскрыли огромный котлован, и долго держать его на крепях было рискованно. Мы внимательно изучили предстоявшие нам бетонные работы и организовали дело так, что укладка бетона шла одновременно во всех элементах сооружения — в лотке, стенах и перекрытии. Для каждого элемента мы создали отдельный бетонный завод. Чтобы сократить транспортировку бетона, мы сделали эти заводы передвижными. Все это позволило нам закончить кладку бетона на станции в три месяца… Грунтовые воды на нашем участке начинались уже на глубине 3-4 метров. Плывуны были ими насыщены. Станция таким образом лежала в водоносных грунтах. А ее надо было сделать абсолютно сухой. Поэтому вопрос качества гидроизоляции приобретал первостепенное значение. Мы строили защитную стенку, на нее наклеивали изоляцию и потом уже ставили опалубку и клали бетон. Но при кладке бетона изоляцию часто портили. Это могло служить причиной течи. Изолировщик Сафиулин предложил изоляцию штукатурить. Мы приняли его предложение. Перед установкой опалубки изоляцию покрывали слоем штукатурки и этим защищали ее от повреждений. Штукатурка была впервые применена у нас на станции, и уж потом этот способ переняли другие. Предложение Сафиулина сыграло очень большую роль.
Не менее важным оказалось предложение инженера Павловского, который разработал новую водонепроницаемую конструкцию осадочных швов. Применение этой конструкции дало нам совершенно сухую станцию. Ни одной даже самой незначительной течи у нас не было и нет. Весна 1934 года была дружная. Пришлось спешно крепить оттаявший грунт на бровке котлована. Там стоял наш бетонный завод. Остановить его значило прекратить бетонирование. Этого мы допустить не могли. Но оставлять бровку без крепления также было нельзя. А завод мешал ставить крепления. Получился какой-то заколдованный круг. Выход из этого круга нашел техник Ковалев. С бригадой слесарей Яковлева он в течение одной ночи поставил и смонтировал новый бетонный завод. Бетонные работы не были прерваны, а грунт можно было крепить. Железную арматуру для бетонирования перекрытия мы сваривали на стык. Это давало большую экономию времени, намного ускоряло кладку бетона. И вот в самый разгар работы сломался электросварочный стыковой аппарат. Темпы сразу снизились. Арматуру пришлось стыковать вручную. Починить же аппарат оказалось очень сложным делом. Он был привезен из-за границы, конструкцию его мало кто знал. Мы вызвали специалистов-консультантов из ряда предприятий и даже научных институтов. Они приходили, качали головами, словно сговорившись, требовали месяца, а то и двух на ремонт. Да и то только при условии, если им привезут какие-то особые части, которые можно достать только в Ленинграде. Нас это никак не устраивало. И так бетон у нас уже был в прорыве. Ждать два месяца значило совсем завалить работу. Починить аппарат вызвались наши механики Васильев и Замостян. Они не требовали ни частей, ни двух месяцев. Трое суток они не уходили с работы, пока аппарат снова заработал и кривая укладки бетона резко пошла вверх. Борьба за выполнение плана выковывала новых героев строительства. Люди, не видевшие бетона, никогда не работавшие на стройках, становились прекрасными бетонщиками. Коммунист Лелеков, комсомолка Кулебякина, пришедшие прямо с предприятий, ставили рекорды, укладывая по 400 кубометров в сутки. Бывший землекоп Пустовойт, переброшенный на бетон, очень скоро выдвинулся, и его назначили бригадиром. Руководитель арматурных работ Минченко, в самом недавнем прошлом плотник, стандартизовал заготовку сложнейшей арматуры и свел число стержней с 1 000 до 200. Чернорабочий Якухин начал свою работу с рытья котлована. Потом его перевели на бетон. Из бетонщиков он перешел учеником в лабораторию. К концу строительства он уже работал лаборантом и прекрасно подбирал составы бетона. Людей было очень много, всех не перечесть. Они росли на работе, закалялись в борьбе и создали прекрасный, крепко спаянный коллектив. Этот коллектив успешно закончил бетонные работы и перешел на отделку. По окончании бетонных работ мы дали станции месяц выстояться, а потом приступили к распалубке. На станцию приехал Лазарь Моисеевич. Вместе с группой специалистов он обошел весь тоннель, внимательно осматривая каждый метр железобетонного сооружения. Лазарь Моисеевич предложил ускорить снятие опалубки и разборку креплений, чтобы можно было приступить к отделочным работам. Осмотрев станцию, Лазарь Моисеевич спросил меня, как мы предполагаем отделать станцию, кому поручены укладка мраморных плит, облицовка стен, штукатурные работы. На следующий день он вызвал нас к себе в Московский комитет, потребовал, чтобы ему принесли образцы отделочных материалов. Определяя, какой материал куда класть, он тут же на каждом образце надписывал: «Сокольники — путевые стены», «Сокольники — колонны вестибюля» и т. д. А потом, приезжая на станцию, сличал эти образцы с поставленным мрамором и плитками… Указания Лазаря Моисеевича помогли нам правильно поставить наземный вестибюль. Мы вначале предполагали построить его на краю станции. Когда Лазарь Моисеевич узнал об этом, он сказал: — Вестибюль должен дополнять окружающие сооружения. Если мы его поставим сбоку, он будет казаться лишним… Он предложил построить вестибюль на центральной аллее, ведущей к Парку культуры и отдыха. Так его и построили, и изящное сооружение украшает теперь вход в парк, образуя как бы ворота, отделанные полированным карельским гранитом. Сама станция — островного типа с очень широкой платформой. На белых, покрытых глазурованными плитками стенах резко выделяется черный фон надписей с блестящими металлическими буквами. Цоколи стен отделаны черным марблитом. Колонны и центральный мостик облицованы серо-голубым мрамором. Белый мрамор покрывает стены подходного коридора и турникетного зала. Всей этой прекрасной отделкой мы опять-таки обязаны указаниям Лазаря Моисеевича. Он предостерег нас от излишнего увлечения мрамором. Отделанные по его предложению стенки под мостиком среднего перехода свидетельствуют о том, насколько он был прав. Мы успешно справились со строительством станции. Мы обязаны этим успехом прежде всего руководству Московского комитета партии и Лазарю Моисеевичу Кагановичу. Он ни на один день не оставлял нас без внимания, без помощи. Все время он наблюдал за строительством, интересовался всякой мелочью, вникал во все детали. Каждый его приезд вливал в строителей новые силы и уверенность. Во время одного из посещений он как-то спросил: — Ну как, товарищ Соколов, закончите строительство в срок, установленный партией и правительством? Я подумал демного и ответил: — Да, товарищ Каганович. Думаю, что даже закончим на месяц ранее срока… Стоявшие вокруг рабочие и инженеры подтвердили мои слова, пообещали закончить постройку станции досрочно. Мы выполнили обещание, данное Лазарю Моисеевичу. Постройку станции «Сокольники» и тоннеля мы закончили за тридцать три дня до срока… |
