Я. Е. Гитман, Начальник строительства ст. «Арбатская площадь»

В начале сентября 1933 года мы были переброшены в самый центр города — на Арбатскую площадь. Нас было немного — 80 человек рабочих и инженеров. Сразу нам пришлось привыкать к новой обстановке. До тех пор мы работали на опытном участке Метростроя, на шахте № 29. Там нас тоже окружал город, улицы, но жизнь этих улиц была менее напряженной. На Арбатской площади мы попали в самую гущу большого, шумного города. Пересекались трамвайные пути. Мчались автомобили и автобусы. Множество улиц сходилось на площади, как ручьи вливаются в озеро. Только ритмическая смена красных, зеленых и желтых огней на светофорах вносила порядок в этот бурный водоворот.

Нам предстояло работать в жизненном центре кипучего района. Арбатская площадь связывает центр города с улицами и заводами Фрунзенского района, с Киевским вокзалом. Через площадь пробегают зеленые бульвары и быстрые вагончики кольца «А». Здесь же шумит один из крупнейших столичных рынков, к нему стремится множество людей, покупателей и колхозников, подкатывают грузовики, груженные мясом, молоком, овощами. Да и сама улица Арбат живет очень шумно и весело. По обе ее стороны тянется вереница магазинов и кафе, а за пределами улицы разветвляется густая сеть знаменитых арбатских переулков. И так как всякий человек, идущий в эти переулки, не минует Арбатскую площадь, то в любое время дня ее пересекают людские потоки. А прилегающие к площади бульвары издавна стали излюбленным местом для гулянья нянек с детьми — возле памятника Гоголя с течением времени создалось нечто вроде передвижного детского сада.

Вот здесь нам предстояло расположить свой строительный табор. Мы пришли на площадь, чтобы выстроить одну из тринадцати подземных станций и большой наземный вестибюль. При всем том мы обязались ничем не нарушать многообразные интересы людей, живущих возле площади или проезжающих через нее. Площадь должна жить деятельно и шумно, как жила до сих пор.

Нельзя сказать, чтобы задача показалась нам легкой. Все равно, что строить дворец на груди у Гулливера. Да так тихонечко строить, чтобы Гулливер не почувствовал особого беспокойства и продолжал жить и двигаться, как всегда.

Но мы уже имели некоторый опыт в строительстве московского метрополитена. На наших глазах замечательный коллектив большевиков-строителей разрешал задачи, казалось, непреодолимые. В конце концов никто из этих людей до сих пор метрополитена не строил. Перед каждым из них Метрострой открывал мир неизведанный и трудный. Каждый был своего рода Колумбом.

В нашем случае аналогия с Колумбом становилась почти буквальной. Мы долго не могли найти своей «земли», т. е. участка на площади, где следует начать строительство станции.

По первому варианту трассы станция начиналась от угла улицы Коминтерна и Арбатской площади, доходила до угла Арбата и захватывала небольшую часть этой улицы, плотно прилегая с одной стороны к домам № 1, 3 и 5, а с другой — к ресторану «Прага». Дальше тоннель уходил под улицей Арбат в сторону Смоленской площади.

Приспосабливаясь к этой трассе, мы избрали отправной точкой для развития работ конец Никитского бульвара (шахта № 36) и бывшую церковь Тихона на Арбатской площади (шахта № 37).

Такое расположение станции диктовалось прохождением трассы под самым Арбатом. Однако в скором времени этот вариант трассы был отброшен. Постройка тоннеля под Арбатом прежде всего заставила бы строителей нарушить установленный Московским комитетом срок — один год. Кроме того была бы сильно потревожена нормальная жизнь улицы и прилегающих к ней зданий. Строители пришли бы в соприкосновение с очень сложным подземным хозяйством Арбата (водопровод, канализация, телефон и т. д.).

Лазарь Моисеевич Каганович лично осмотрел трассу. Как и всегда, его непосредственное участие в споре дало возможность строителям найти простой и ясный выход из положения.

— Пассажиру метро совершенно безразлично, какая улица находится над его головой, — говорил Лазарь Моисеевич, — лишь бы поезд довез его до нужной станции. Поэтому тоннель надо отодвинуть от такой оживленной улицы, как Арбат.

Трасса была передвинута вправо от Арбата, в сторону Годеиновского и Серебряного переулков и Собачьей площадки. Дома здесь стояли не такие крупные и значительные, сеть подземных сооружений поредела, движение в тихих переулках не сулило строителям никаких тревог. Начался спор о способе работ. Были сторонники открытого способа, против них выступали защитники закрытого. Часть инженеров ратовала за мелкое заложение тоннеля. Их противники отстаивали глубокое заложение. Лазарь Моисеевич посоветовал отказаться от догмы и, если открытый и закрытый способы в условиях Арбата грозят серьезными неудобствами, отказаться от обоих способов и найти какой-то третий, комбинированный. Так строители пришли к траншейному способу выемки грунта и кладки стен.

Пока шли эти споры, мы построили все поверхностные сооружения шахт № 36 и 37. Так как мы знали о новом варианте трассы, то шахту № 37 расположили на Арбатском сквере, против трамвайной станции. В конце декабря 1933 года Московский комитет окончательно утвердил трассу и способ работ по арбатскому радиусу. Строители получили фронт работ. Бурная деятельность развернулась у нас в начале января 1934 года.

Теперь мы твердо знали, где должна строиться станция. Начинаясь под молочным рядом Арбатского рынка, она пересекала сквер, проходила под домом № 1/3 на площади и выходила на Арбат. В отличие от многих других станций геология нашего участка оказалась чрезвычайно благоприятной для строительства. Мы, как говорится, только «замочили пятки» в воде, в то время как наши товарищи по строительству прочих станций захлебывались в плывунах и подземных водоносных грунтах. Так называемый культурный слой на нашем участке достигал толщины 3-5 метров. Ниже, на глубину в 10,5-13 метров, залегали влажные мелкозернистые пески. И только на этом уровне появлялась вода. А «подошва» нашей станции уходила от мостовой на 11-14 метров. Действительно только пятки замочили.

Приступая к работе, мы, строители, должны были прежде всего хорошенько узнать друг друга. Повторяю, что сначала нас было очень немного — 80 «ветеранов» с шахты № 29. Конечно смешно с такой горсточкой начинать сложное сооружение. Помощь подоспела вовремя. 15 тысяч добровольцев с московских фабрик и заводов предложили свой труд Метрострою. Часть этих людей попала к нам. Мы встретили их с чувством удовлетворения.

Мне лично пришлось заняться распределением новых людей по участкам. Я был удивлен настойчивостью и упорством рабочих, комсомольцев, девушек, требовавших зачислить их в основные категории тоннельных рабочих. Московские пролетарии хотели взять на себя самую трудную, самую почетную часть работы. Все рвались под землю.

— Требую назначить меня проходчиком! — говорил один.

— А нет — так бетонщиком! — подхватывал другой.

За январь и февраль наш коллектив вырос количественно в десять раз. Столица всерьез взялась за метро. К нам приходили резинщики с завода «Каучук», наборщики из типографии, пекари с хлебозаводов, металлисты, делопроизводители, продавцы. Все они никогда не были под землей. Их нужно было научить тоннельному делу. Так как мы расположились в центре многолюдной площади, от всех нас требовались величайшая дисциплинированность и собранность в работе. Нам помогли люди, присланные Московским комитетом и райкомом в наши партийные и профсоюзные организации.

Мы развели людей по фронту. Мы укомплектовали их в бригады, распылив среди этих бригад старое ядро проходчиков с шахты № 29. Эти «старики» стали нашей основной опорой, через них мы насыщали всю массу новичков знанием приемов и законов работы в траншеях и под землей. Среди «стариков» были не только настоящие старики, кадровые шахтеры Кузбасса и Донбасса, но вихрастые юнцы, комсомольцы, обучившиеся проходке на опытном участке метро. Они сделали свое дело. У них учились бывшие пекари, типографы, слесари и делопроизводители. Наши партийные, профсоюзные и комсомольские работники разбились по бригадам, чтобы единым руководством и воспитанием охватить все уголки и звенья большого сооружения. В то время как наши инженеры и техники занимались организацией сил в бригадах, я сколачивал группу командиров-строителей. Все они были молодые советские специалисты, приехавшие в Москву учиться новому, заманчиво интересному делу — метростроению.

Нельзя сказать, чтобы все поголовно новички-рабочие стали хорошими горняками. Наше дело — трудное. Многие «отсеялись», попросту — сбежали. Но в основной массе добровольцев мы до самого конца строительства чувствовали очень здоровое и бодрое настроение, большой интерес к новой, невиданной работе.

А работа наша была действительно занимательная.

Для постройки станции «Арбатская» был избран траншейный способ. Что это значит? Это значит, что сооружение мы начинали со стен. В тех местах, где пройдут будущие стены станции, мы рыли траншеи — выемки в земле, закрепленные вдоль досками, а поперек — распорками. Такое крепление удерживало грунт от обвала. Глубина траншей доходила до 14 метров. Для того чтобы обеспечить абсолютное спокойствие окружающей поверхности и стоящих на ней сооружений, мы строили стены не сразу, а отдельными частями. Мы называем их колодцами. После бетонировки стен в колодцах мы принимались за промежутки между колодцами. Наконец все колодцы смыкались и создавали собой стены нашей станции.

Но кроме стен у нее пока не было ничего — ни «пола», т. е. основания, ни «потолка», т. е. перекрытия. Голые стены, а между ними — сплошной грунт, толщи земли. А сверху — часть города, площадь. Кусочек рынка, кусочек бульвара, кусочек улицы Арбат.

И вот мы прибавляли к стенам «потолок» — перекрытие. Как это делалось? Когда стены были готовы, мы снимали верхний грунт в том месте, где должен быть «потолок» станции. Мы снимали грунт до того уровня, где начиналась верхняя часть стен. И прямо на землю укладывали деревянную опалубку железобетонного перекрытия, или «потолка». Под опалубкой мы устраивали особый настил для равномерного распределения давления на грунт. Установив железную арматуру, мы заливали вскрытую толщу земли бетоном.

Общий вид станции «Арбатская площадь»

В течение 7-12 дней бетон отвердевал. Теперь мы имели не только стены для будущей станции, но и железобетонное перекрытие. Только лежало оно прямо на грунте. Под ним в том месте, где через год засиял свет, отражаясь в мраморных колоннах, и двинулись поезда, теперь лежали нетронутые пласты мелкозернистых, а затем водоносных, глинистых песков.

Читатель вероятно не забыл, что вся эта работа происходила на Арбатской площади. Наша станция пересекала площадь, направляясь от рынка к противоположной стороне, к дому № 1/3. Как же мы могли снять грунт в месте устройства перекрытия станции, не перегораживая своими работами все проезды, не останавливая движения трамваев и автомобилей?

В этом и заключалась основная трудность нашей операции. Строя перекрытие, мы передвигали над собой трамвайные маршруты. Сначала мы вскрыли и забетонировали участок, где находился Арбатский сквер. Туда перенесли трамвайные рельсы, а сами перешли на их место и там в свою очередь сняли грунт и соорудили отрезки перекрытия, сомкнув их с первым, центральным. Перекрытие лежало теперь на всем участке между бетонными стенами. Следует помянуть добрым словом работу трамвайщиков. Передвижку трамвайных рельсов и всего движения они проделали за одну ночь. Утром пассажиры уже ехали по новой «трассе». Когда боковые части перекрытия были готовы и бетон отвердел, мы вернули трамвайные рельсы на их старое место. Москвичи вероятно помнят это странное блуждание трамвайных путей на Арбатской площади. Теперь мы можем им сказать, что как раз в то время шло сооружение «потолка» подземной станции.

Теперь оставалось вынуть «ядро» станции, т. е. толщу земли, заполняющую ее будущий зал между стенами и перекрытием. Выемка земляного ядра производилась до низа станции, до ее «подошвы», или, как говорят инженеры, — лотка. Лоток бетонировался. Бетонировалась платформа с переходными мостиками, и с этой минуты тоннель считался вчерне готовым. Он имел и стены, и перекрытие, и лоток. Человека, не знакомого с техникой, вероятно удивит, что «потолок» станции сооружен раньше, чем ее «пол». Немало таких парадоксов ставило в первое время в тупик наших молодых строителей.

Сооружая стены, мы не всегда могли рыть траншеи прямо с поверхности. В иных местах нам мешали проезды автотранспорта и трамваи. В этих случаях мы делали траншеи закрытыми, т. е. проходили штольню в 1-2 метрах от поверхности земли. Из этой штольни мы проходили затем и колодцы, представляющие собой отрезки бетонной стены станции. Словом, при сооружении стен мы порой спасались от трамваев, зато при постройке перекрытия трамваи, как рассказано выше, принуждены были спасаться от нас.

Однако, начертав схему сооружения станции, вернемся к самому началу работ. Мы увидим, как разнообразно построена жизнь отдельных участков нашего сооружения. Это разнообразие вызвано пестротой наземного устройства площади. Применяясь к поверхности, мы создали у себя три отдельных участка работ. У каждого участка был свой начальник, свой штат рабочих и специалистов.

Первый участок охватывал 18 метров подходных тоннелей и 44 метра станции и располагался под Арбатским рынком и бывшей церковью Тихона, предназначенной к сносу. Рыть здесь траншеи прямо с поверхности земли мы не могли, так как на рынке не прекращалась торговля, а в бывшей церкви был устроен бетонный завод для того же первого участка. Поэтому по плану, разработанному начальником участка Ю. С. Лысенковым, строители подобрались к траншеям двумя подземными ходами — штольнями, пробитыми со стороны Арбатской площади. Штольни проходили на 1-2 метра ниже пола церкви и рынка. Дойдя до места сооружения стен, поперечные штольни переходили в продольные, вытянутые вдоль будущей стены. По этим продольным штольням строители транспортировали вынутый грунт к подъемникам, подававшим его на поверхность.

Чрезвычайно интересна организация бетонных работ на этом участке. Бетонный завод мы устроили в помещении бывшей церкви Тихона. Но мы не сказали, что самые стены церкви использовали как материал для производства бетона. Мы постепенно срезали верхушку церкви и направляли в стоявшую внизу камнедробилку. Таким образом верхняя часть церкви была своеобразной каменоломней, а нижняя — тепляком для бетонного завода. Но кроме измельченного камня нам нужен был еще и песок. За песком мы тоже недалеко ходили. Песок мы брали из тех самых колодцев, которые делались в земле и представляли собой отрезки будущей стены станции. Для производства бетона приходилось ввозить со стороны только цемент, остальные материалы, так называемые инертные, были у нас под рукой. Готовый бетон строители на тачках развозили к отверстиям в полу церкви и рынка, пробитым над продольными штольнями, где шло сооружение стен.

«Каменоломни» нам хватило только до половины апреля. К этому времени церковь была разобрана окончательно. Пришла весна с ее теплом, крыша над бетонным заводом нам уже не нужна была, а кроме того площадь, занятую церковью, следовало освободить для сооружения перекрытия станции. Мы распрощались с церковью, она перестала существовать, частично превращенная в бетон. Камнедробилка и бетономешалка передвинулись к тем участкам, где шло сооружение перекрытия.

Так была организована жизнь на первом участке. Второй участок занимался рытьем траншей в средней части будущей стены. Он тянулся на 65 метров и располагался под внутренним и внешним проездами Гоголевского бульвара. На этом пути он пересекал трамвайные маршруты и доходил до дома № 1/3 по Арбатской площади. Здесь, на втором участке, мы сделали траншеи закрытыми, чтобы не нарушать движения на проездах Гоголевского бульвара. Улицу мы не вскрывали. Бетономешалки спустили в траншеи, перекрыли досками и засыпали землей. На поверхность выходил только приемный ковш для засыпки инертных. Обогревались инертные на поверхности, на бетонном заводе.

Самые интересные и характерные для строительства «Арбатской» станции работы сосредоточились на третьем участке. Здесь сооружался «конец» станции. Весь третий участок целиком располагался под домом № 1/3 по Арбатской площади. Работа в основном сконцентрировалась в подвале этого дома. Для выдачи грунта и подвозки материалов был использован тесный дворик.

Нам нужно было поддержать дом на время работы под ним. Это дело требовало абсолютной точности, спокойствия и последовательности. Спустившись под дом, вы увидели бы здесь бригадира проходчиков Савина. Этот донбассовец боролся за красное знамя для бригады. Целые дни напролет сверлил он землю, приучая молодежь правильно крепить выработку под домом, где живут люди, пожалуй, не подозревавшие серьезности положения. Комсомольцы и комсомолки были достойными учениками Савина.

Как мы поддерживали дом № 1/3? Его стены мы отдельными участками перекрепляли на бетонные столбы. Между столбами мы укрепляли стены металлическими балками. Своеобразие «Арбатской» станции состоит между прочим в том, что на этом участке строительства перекрытие ее сделано из клепаных металлических балок высотой в 1,6 метра и длиной в 7 метров.

Зачем нам понадобилось металлическое перекрытие? Не забудем, что под домом сооружался «потолок» будущей станции.

Дом стоял на этом «потолке». Металлические конструкции позволяли нам передать нагрузку от дома на перекрытие сразу. Сооружай мы железобетонное перекрытие, пришлось бы ждать 12-14 дней, пока бетон отвердеет. При быстрых темпах всего строительства мы не могли позволить себе такой роскоши.

Мы спешили. Приближались сроки первого рейса на московской подземке. Несмотря на очень незначительный срок для продумывания способа работ наш коллектив стал неплохо набирать темпы. В январе 1934 года мы вынули всего 800 кубометров грунта и уложили 15 кубометров бетона. А в августе было вынуто уже 11 700 кубометров земли, и за месяц уложено 2 500 кубометров бетона. Кривая выполнения плана стремительно нарастала. Люди научились работать. Они были воодушевлены. Их труд можно назвать только творчеством. Они добивались успехов, немыслимых при других обстоятельствах. Уже с марта 1934 года шахта стала перевыполнять заданные планы.

А труд был нелегкий. На ходу решались задачи поистине головоломные.

Вот одна из них. На протяжении 27 метров «Арбатская» станция залегает под рынком. Его деревянные арки, на которых покоится стеклянная крыша, лежат на фундаментах, а станция залегает всего на 3-4 метра глубже этих фундаментов.

Нужно было пройти под арками, не допустив их осадки. Дважды специальная комиссия инженеров и техников требовала закрыть рынок на время наших работ. Комиссия боялась, что может случиться авария крыши, посыплется вниз стекло, вспыхнет паника среди посетителей рынка. Комиссия соглашалась не закрывать рынок в случае, если будет сооружена вторая крыша над рынком из проволочных сеток, предохраняющих от падения стекол.

Молодой инженерно-технический коллектив нашей шахты, прекрасно понимая политическое и хозяйственное значение большого колхозного рынка в центре города, категорически возражал против его закрытия. Рабочие первого участка горячо поддержали своих молодых командиров. Старый шахтер Сотрутдинов, приехавший на метро из Кузбасса, заявил:

— От имени своей бригады даю обязательство укрепить конструкции рынка быстро и надежно. Ручаемся, что пройдем под рынком, не причинив ему вреда.

Люди сдержали свое слово. Работа была проделана блестяще. Рынок функционировал бесперебойно. Пока мы сооружали под ним подземную стену, наверху шла бойкая торговля, дребезжали и звякали весы, расплачивались сговорившиеся продавцы и покупатели — если б знали они, что творится у них под ногами!

В это время на другой стороне площади продолжались работы под домом № 1/3. Из-под ветхого зданьица наполеоновских времен нужно было вынуть 15 тысяч кубометров грунта, уложить 5 тысяч кубометров бетона и 300 тонн металлических конструкций. Развернуться негде. Ворочаться в подвалах тесно, транспортировка затруднена, больших траншей рыть нельзя — дом осядет.

Товарищи Н. С. Хрущев и Н. А. Булганин с балкона Моссовета приветствуют демонстрантов

Здесь прекрасно себя показали проходчики краснознаменной комсомольской бригады Федор Пеньков и Н. Кузьмин, бетонщик Е. Кузьмин с бригадой и их товарищи. Дьявольски трудно было укладывать металлические балки перекрытия. Они близко подходили к полу первого этажа, работать поэтому приноровились лежа, перемещаться — ползком.

Дом сохранили. Он благополучно утвердился на «потолке» нашей станции. Мы его подчистили, отремонтировали штукатурку — прямо не узнать старика времен наполеоновского нашествия. Большую роль сыграл здесь прекрасно сколоченный коллектив во главе с начальником участка Самодуровым.

Много таких головоломок решено нами за время строительства.

Правда, обстоятельства не всегда нас баловали. Порой случались у нас неудачи. В середине июля после сильного ливня, длившегося час и десять минут, на внутреннем проезде Гоголевского бульвара потоком воды был снесен деревянный лоток, переброшенный через котлован, где укладывалось перекрытие станции. Нам угрожало наводнение. Рабочие и инженеры бросились спасать готовые части станции и котлован. Прохожие были удивлены, видя наших рабочих и работниц, бегущих под проливным дождем с мешками в руках. При помощи мешков с землей была сооружена плотина, перехватившая лоток и направившая его по проходившим рядом трамвайным путям.

Напор воды был так велик, что глубина потока в этом месте достигала 50 сантиметров — хоть на лодке катайся.

Однако это только цветочки, ягодки были впереди.

Через внутренний проезд проходила также подземная река Чарторый. Мы заключили ее в металлическую трубу, раньше она текла в трубе кирпичной.

Хлынувший в городские водостоки ливень создал подпор воды в реке Чарторый. На стыке кирпичной и железной труб произошел прорыв. Вода рванулась в котлован. Тут пришла для нас пора лихорадить. Рядом под домом были выкопаны колодцы. А дом всем своим фасадом на протяжении 20 метров стоял на временном креплении. Вода угрожала подмыть крепление, выбить из-под дома его «костыли» и причинить серьезную аварию.

Я немедленно перебросил сюда большую часть рабочих. Началось наше единоборство с потоком. Погрузившись в воду по самую грудь, наши люди — Галкин, Андронов, Пеньков — вместе с начальником участка Самодуровым сооружали из бочек и мешков перемычку. Через десять-пятнадцать минут перемычка была готова. Мы перехватили поток.

Дом уцелел.

Гораздо больше, чем наводнений, мы боялись брака.

Постановление Московского комитета о качестве работ на метро усугубило наши заботы о создании сухого прочного тоннеля. Тут не могли помочь «аварийные» методы. Бороться за хороший тоннель нужно было повышением сознательности и квалификации наших рабочих. Коллектив это понял. В каждой смене можно было наблюдать, как строители вместе со сменным инженером обсуждают способы улучшения бетонных работ и изоляции. О том же неустанно долбила многотиражка «Станцию в срок».

Появились общественные инспекторы по качеству. Это были суровые, подозрительные и неуступчивые люди. Бетонщики Гаврилов, Гринбаум, Кокорев и другие посещали «чужие» смены и строго проверяли дозировку бетона, укладку изоляции, шуровку бетона. Не щадили ни товарищей, ни провинившийся техперсонал.

В свою очередь инженерно-технические работники усилили контроль при помощи шахтных лабораторий по бетону и изоляции. Изоляционные материалы и цемент без паспортов на складе не «прописывались».

Так мы строили доброкачественный тоннель. Так мы закаляли людей. Суровая, трудная школа, она принесла им величайшую пользу. Каждого из рабочих можно перебросить на любой вид работ по метростроению, и он окажется на месте, не растеряется, не подведет. Комсомолец второго участка Гаврилов прекрасно работает проходчиком, потом становится бетонщиком, добивается 250-процентной выработки, а затем вы встречаете его в бригаде штукатуров или полировщиков мрамора. Так люди передвигались по квалификациям, отражая этим развитие и углубление наших работ, приближение их к финалу. Проходчик первого участка Галкин стал специалистом по креплению домов, а затем — бетонщиком. В свою очередь бетонщик Кокорев превратился в прекрасного изолировщика. Люди росли. Воспитание их сейчас вызывает во мне чувство высокого удовлетворения.

К 15 сентября 1934 года станция была вчерне закончена. Под землю в центре города была врыта железобетонная коробка — скелет будущей станции.

Затем мы приступили к отделке. В основном отделкой занимался наш прежний коллектив. Непосредственно руководил отделочными работами начальник участка инженер Барский. Мы сами хотели украсить дело рук своих. Лишь в небольшом числе были вкраплены к нам новые квалификации — мраморщики, плотники, штукатуры и др.

Попрежнему мы не имели права медлить. Несмотря на то что теперь нам пришлось заниматься отделочными и декоративными работами, мы не хотели превращаться в медлительных и задумчивых «художников».

Декоративную часть сооружения мы тоже меряли на метры, как бетон или землю, только — на квадратные метры.

С 1 октября по 1 февраля мы уложили 18 тысяч квадратных метров разного вида облицовки — штукатурки, плитки, мрамора и т. д.

В течение января мы облицовали все пять лучей нашего большого и эффектного наземного вестибюля. Он был оформлен по проекту архитектора А. С. Теплицкого, из группы профессора Щусева. Наша станция находится близ улицы Фрунзе, где расположен Наркомат обороны Советского союза. Это обстоятельство отображено во внешности вестибюля. Ему придана форма пятиконечной звезды. В будущем, когда осуществится перепланировка Арбатской площади, пять лучей нашего вестибюля будут сиять в геометрическом центре площади.

Ближайшее участие в оформлении станции и вестибюля принял Лазарь Моисеевич Каганович. Мы учились у нашего вождя ясности, точности мысли и внимательному, любовному отношению к интересам будущего пассажира метро — пролетария города Москвы. Тов. Каганович рассматривал множество вариантов вестибюля, представленных архитектором. По каждому из них он дал исчерпывающие указания. По его совету архитектор повысил колонны, изменил весь верх вестибюля, заменил простые двери американскими и т. д. Мы поняли великое значение так называемых «мелочей». Обсуждая конструкцию дверей, Лазарь Моисеевич объяснил, почему в общественных сооружениях с большими потоками людей неудобно иметь двери, открывающиеся в одну сторону, и логически привел нас к мысли подвесить двери на американских петлях. Когда проектировалась круглая лестница в наземном вестибюле, тов. Каганович решил проверить, удобна ли она для пассажиров, и предложил изготовить деревянную лестницу в натуральную величину. Мы изготовили. Он лично проверил ее удобство, спускался и поднимался по ней, заставлял окружающих делать то же самое и только после этого разрешил перейти к сооружению настоящей каменной лестницы.

И вот наше сооружение готово и под землей и на земле. Работа над ним во многом нас изменила. За год мы получили опыт, который проявит себя и через несколько лет. Так трудно покинуть место, с которым связано много хороших переживаний. Я видел, как нехотя покидали наши строители станцию, сотворенную их руками, их творческим волнением. Я сам с трудом покидаю свою последнюю строительную площадку.

Ничего не поделаешь — работа окончена. Поезд подходит к перрону под землей. Надо уходить, строитель!

Надо уходить на вторую трассу московского метро.

Вот что нас утешает.