О щите комсомольцы третьего участка впервые услыхали на комсомольском собрании. Все ахали:
— Щит!.. Щитом делать проходку?
Да, щит. Щит будет не только проходку делать, но и оставлять позади себя уже готовый тоннель.
Ребята и верили и не верили. Как же так? Сразу готовый тоннель? А как же щит будет работать, что его будет двигать вперед? В чем принцип его действия? Каждый старался представить себе эту невиданную машину.
На другой день о щите говорил весь участок. Всюду можно было слышать, что скоро прибудет из Англии машина, которая сама движется, сама бетонирует и оставляет за собой метры готового тоннеля. Разговорам верили мало. А механик 15-й шахты, которому Ревзин с восторгом рассказывал о невиданной машине, рассмеялся:
— Да будет тебе чушь плести!.. Сколько лет работаю, а не слыхал такого!..
Но щит прибыл. Вскоре на 12-ю шахту начали привозить тяжелые громоздкие части.
Комсомольцы и взрослые рабочие все дни слонялись вокруг, разглядывали, щупали каждую часть. Как будет работать эта махина? Когда ее начнут собирать? Эти вопросы волновали всех.
Кто будет собирать это сложное сооружение, когда чертежей еще нет, когда нет ни одного человека, знающего, как подойти к щиту, с чего начинать?
Собрать щит вызвался механик Коломийцев. Он сказал:
— Дайте мне комсомольцев, и я его соберу. Неплохо соберем, будьте покойны.
Ребят выделили. Дали еще в помощь старого мастера Нилова. 13 комсомольцев вместе с двумя стариками приступили к монтажу машины, которой до сих пор не видели, о которой раньше и не слыхали.
Чертежей все еще не было. Только буквы на отдельных частях машины. Латинские буквы. По этим буквам решили вести монтаж.
Установили подъемный кран. Зачалили трос на первом сегменте. Нилов медленно, раздельно скомандовал:
— Вверх! Стой! Вперед!
Первый сегмент медленно-медленно пополз, отделился от земли и повис в воздухе. Нилов продолжает:
— Давай, давай! Левее, еще левее! Так!.. Спускай!
Сегмент на месте. Комсомольцы быстро забивают оправки, вставляют болты. Другие затягивают гайки. Сегмент за сегментом поднимают с земли. С каждым днем растет громада щита. Вот уж поставили двенадцатый сегмент, завели последний замковой, закрепили. Пробная сборка почти закончена. А чертежей все нет.
Только когда начали собирать эректорную тележку, чертежи прибыли. Сложный эректор, состоящий из многих мелких деталей, собирали уже легче. Чертежи помогли.
В июле щит был совсем готов. Он стоял во дворе механической мастерской, а вокруг суетились собиравшие его люди. Они казались очень маленькими подле этой махины, каждый шаг которой дает почти метр готового тоннеля…
Посмотреть собранный щит приехал Лазарь Моисеевич Каганович. Он осмотрел щит, подробно расспросил, кто его собирал, помогали ли иностранные специалисты. А уезжая, поблагодарил комсомольцев и их руководителя Коломийцева за удачную сборку.
Теперь щит надо было снова разобрать, чтоб смонтировать его уже под землей.
В январе 1934 года подземная камера для сборки щита была готова. Маркшейдеры уже давали последние отметки для оси щита, камероны откачивали из лотка остатки воды, монтеры заканчивали проводку освещения. Можно было приступать к окончательной сборке.
Комсомолец Левшаков в центре внимания. Он спускает детали щита в камеру.
Подойдя к стволу, он громко командует:
— Слушать мою команду! Спускаю первые детали!
 |
| На добыче бута |
И тут же обычным голосом добавляет:
— Только вы там, черти, не путайте, тащите в том же порядке, как я спускаю.
На натянутом, как струна, тросе повисает первый лист кожуха. Он медленно опускается вниз. Такелажники принимают его и тянут к камере.
Английские механики Хиллс и Лондон ходят по камере, проверяют приборами установленные части, дают указания. Они сокрушенно говорят о нашей технической отсталости, о слабой механизации подъема тяжестей.
— В Англии мы щит собираем максимум в 15-17 дней. У нас все механизировано, — говорит Лондон.
Механик Жужурун сочувственно качает головой. Потом обращается к комсомольцам:
— Сделаем, ребята? Покажем мистерам, что и мы умеем работать!..
Ребята только кивнули в ответ. Разговаривать некогда. Части спускаются сверху — только успевай принимать.
Англичане все больше времени проводят в камере. Сборка быстро подвигается вперед. Уже установлен последний двадцать четвертый домкрат.
Ребята работают несколько смен подряд. Из камеры выходят только пообедать.
Сборку закончили. Остались мелкие доделки. И Володя Левшаков не может удержаться, чтобы не сказать переводчику:
— Передайте вашим мистерам, что они проиграли.
— Что проиграли?-спрашивает у переводчика Хиллс. А Володька, набравшись храбрости, заявляет:
— Ведь вы с мистером Лондоном говорили, что с такими малышами щит не собрать, да еще при нашей технике. Вы еще говорили, что эректор надо собирать 15-17 дней. А мы собрали за девять.
Англичанин сразу ничего не ответил Левшакову. Да и что мог он сказать? Ведь щит собрали, и собрали скорее, чем в «старой Англии», где щитовая проходка известна уже сотню лет, где высоко развита механизация.
Но ответить все же нужно. И Хиллс произносит единственное русское слово, которое он знает:
— Хорошо!..
Щит готов. Место монтажников занимают эксплоатационники. Они укладывают три кольца железобетонных блоков. В каждом кольце их двенадцать, каждый блок весит полторы тонны.
Теперь щит надо двинуть вперед.
Первой передвижкой руководит водитель щита англичанин Баррет. Он командует открыть вентиля. Хиллс громко кричит:
— Помпа!
Лондон, повернув вентиля, дал давление в домкраты. Помпа загудела, в медных трубах зашумела вода. Щит медленно пополз вперед, покидая щитовую камеру. Маркшейдеровские рейки показывают 10 сантиметров, потом 12, 15, 25…
Комсомольцы-монтажники покидают щит, уступают свои места «горнякам». отныне на щите работают бригадиры-проходчики — комсомольцы Миша Голышев, Толя Пронин. С ними работают комсомольцы Клячкин, Дзагоев, Чепуров, Ваня Кузин, Милехин. Комсомольцев пока мало. Во всех пяти сменах их 26.
Щит движется медленно. Одна передвижка, или 75 сантиметров в сутки. За 14 дней марта пройдено только 14,4 метра готового тоннеля. Мало!
И партийный комитет выносит решение:
«Укрепить щит партийно-комсомольскими кадрами. Бригаду Краевского в полном составе перебросить на щитовую проходку».
Краевцы пришли на щит 1 апреля. Спустившись в шахту, ребята с некоторой робостью разглядывали сложное сооружение. Предстоявшая новая работа тревожила.
— Да, это тебе не штольню вести… — проговорил один из ребят. Но Краевский не раздумывал. Он сразу распорядился:
— На щит. По местам!
И комсомольцы шумно полезли на щит. Откатчики ухватились за борта вагонеток, помеченных буквой «Щ», проходчики взяли отбойные молотки. Кто-то запел:
— Мы под землей свою проходим школу…
Но песня тут же, не успев прозвучать, умолкла. Работа явно не клеилась.
— Краевский, где мне работать? — спрашивает Ваня Демишев.
— Коля, а мне что делать? — кричит со средней площадки Саня Семенов.
— Николай, а я что делать буду? — назойливо пристает Леля Фролова.
Краевского теребят со всех сторон. А он и сам не знает, что делать.
Он пробовал действовать «старыми методами», метался из стороны в сторону, покрикивал:
— Ну, взяли! Ну, еще раз взяли!..
Но это слабо помогало. Работа все не налаживалась…
Первая передвижка происходила в середине смены. Загрохотала эректорная тележка, зашумели помпы. Внизу стояли англичане в черных комбинезонах.
На щите остались только Краевский и звеньевой. Остальных ребят отвели вглубь готового тоннеля.
Помпы грохотали, пар заполнил камеру. Вдруг щит врезался в породу и остановился. Сразу стало тихо.
Ребята бросились на щит. Они смотрели на маркшейдерские рейки, щупали ножи щита. Щит передвинулся. Это был факт!..
В первые дни апреля щит едва проходил полтора метра в сутки. Бригада Краевского сдала завоеванные на проходке темпы. А тут еще «старые» щитовики, сами работающие без году неделю, острят:
— Эх, вы, ударнички! Чего головы повесили? А все мы да мы!.. Вот-те и мы!..
Десятого апреля в красном уголке шахты было собрание бригады. На собрание пришли секретарь парткома Марьяновский и комсорг щита Саша Эйдман.
Первым выступил Краевский:
— Работаем мы плохо. Стыдно за такую работу. В глаза людям стыдно смотреть. С первого места на последнее скатились… да что говорить? Сами знаете!..
Но говорить ребята хотят. Они вскакивают с мест, перебивают друг друга, кричат… Проходчики обвиняют откатчиков, стволовых… Некоторые говорят, что не надо было итти на щит, терять завоеванное на горных работах первое место…
Когда все уже вдосталь накричались, слово взял секретарь парткома Марьяновский.
— Слава бригады Краевского создана партией и комсомолом. Ей, комсомольской бригаде, мы уделяли наиболее внимания…
И, словно угадывая его мысль, продолжает Эйдман:
— Сегодняшняя руготня пошла вам на пользу. Вы поняли: основное дело не в щите, а в людях. Вы должны управлять щитом, а не он вами.
Ребята ободрились, решили получше изучить щит. Пригласили англичанина Баррета, чтобы сделал доклад, рассказал, как работает щит.
Баррет пришел. Его засыпали вопросами. Спрашивали о каждой детали, интересовались всеми подробностями.
Удивленный англичанин не выдержал, спросил:
— Зачем вам все знать? Ведь это дело инженеров.
— Наше дело, — отвечал Краевский. — Очень даже наше… — И, обращаясь к бригаде, продолжал:
— Значит ясно, ребята. Мистер Баррет много полезного нам сообщил, да и мы уже многое узнали. Остается распределить силы, а главное — серьезно взяться за учебу. На одних докладах далеко не уедем.
На следующий день бригада Краевского впервые выдала 36 вагонов породы и уложила семь блоков. Ни одна смена еще столько не давала. Понемногу прекратились разговоры. Бригада выравнивала свою работу…
В середине апреля на щит пришли еще 45 комсомольцев, прибывших с лесозаготовок.
Пришел Вася Ребров, известный по 22-й шахте, по работе на Веневской ветке и в Архангельске. Пришли васькины «орлы»: Митя Добров, Петя Ратников, Кирилл Дебольский. Пришли Паша Агеев со своими ребятами, тихий Мотя Ривин. На щите стало оживленно и весело.
Две комсомольских бригады — Краевского и Реброва — задавали тон всей работе.
Бригада Реброва сразу же начала оспаривать у краевцев первенство. Началась упорная борьба за каждый лишний сантиметр проходки, за каждую вагонетку выданной породы. Краевцы были впереди.
В мае щит все еще плохо работал. Метр-полтора в сутки уже никого не удовлетворяли. Правда, на щите стало меньше суеты, больше организованности. Но темпы, темпы!.. И бригады посылали своих ребят к краевцам смотреть, как расставлены люди, как организована работа. Краевцы тогда многому научили остальные бригады, много опыта передали им. Но главное сделано не было. Проходка не ускорялась…
Правда, иностранные эксперты утверждали, что в условиях московской геологии щит даст не больше 75 сантиметров готового тоннеля в сутки. Но жизнь уже опровергла эти утверждения. Ведь проходили метр и полтора. Значит предел еще не достигнут. Значит можно дать больше.
В мае Никита Сергеевич Хрущев прямо поставил вопрос:
— Когда щит будет давать 3 метра?
А 3 метра — это 75 сантиметров за шесть часов. Это — кольцо в смену…
Краевцы первыми подхватили слова Никиты Сергеевича. Они обязались давать кольцо в смену и сразу же взялись за перестройку своей работы.
До сих пор вся работа велась так: вначале разрабатывали породу, потом укладывали кольцо блоков и лишь тогда передвигали щит. Время тратилось бесполезно. Пока работали проходчики, стояли укладчики блоков, укладывали блоки — гуляли откатчики. Надо было организовать дело иначе и совместить одну работу с другой.
Начали делать так: пока блок брали на руку эректора, проходчики разрабатывали породу. Положили блок в кольцо — пошли грузить породу. Пока готовили новый блок, успевали нагрузить 8-10 вагонов.
Это ускорило движение щита, но 3 метров еще не дало. А тут еще пошла вода.
Ваня Хотеев, Петя Ратников, Митя Добров уже сменили удобные брезентовые комбинезоны на резиновые. И все же уходили с работы насквозь мокрые. Неглинка давала себя знать.
Начали готовиться к работе щитом под сжатым воздухом. Ведь только сжатый воздух может отжать воду из забоя. Здесь могут работать исключительно выносливые, со здоровым сердцем рабочие.
Но комсомольцы избегают медосмотра. Кессонный врач Морфесси даже вынужден был обратиться в комсомольский комитет.
— Укротите, пожалуйста, энтузиазм своих комсомольцев, — просит он секретаря. — я измучился с ними: не хотят итти на комиссию, твердят одно — мы здоровы… но я-то ведь не могу пропустить их без осмотра… Воздействуйте на них хотя бы в порядке комсомольской дисциплины.
Чтобы выполнить требование врача, пришлось созвать в комитет всех бригадиров и комсоргов бригад. Только после крепкого нажима ребята согласились итти на комиссию. Но и там не переставали «бузить», вступали в споры с врачами, убедить их подчиниться решению медицинской комиссии было нелегко.
Но вот все формальности закончены. В пропусках у ребят прибавились белые листочки с надписью «пропуск в кессон». Комсомольцы гурьбой отправляются в шлюз. Они бодрятся, но все же им как-то не по себе. Что-то сейчас будет? Как они выдержат высокое давление? Но ничего особенного не случилось. За смехом и разговорами даже не заметили, как открылась дверь. Шлюзование окончилось.
— Так просто, — даже как бы с разочарованием сказал кто-то. Щит начал проходку под сжатым воздухом. И вдруг на шахте разразился «бунт». Взбунтовались девушки, не стерпевшие «издевательства». Они пришли к инженеру Штерну:
— Почему нас не пускают в кессон? И даже на комиссию не пустили… Что, мы хуже других?
Штерн только руками разводил:
— Не имею права!
Не добившись толку у Штерна, пошли к начальнику щита Макарову. Но и оттуда ушли ни с чем. Ходили девушки и к начальнику шахты и в МОСПС. И всюду им отвечали:
— Никак нельзя. Женщины в кессоне не работали и работать не будут. Запрещено законом.
Кто-то шутя посоветовал обратиться к Михаилу Ивановичу Калинину. Он, мол, законы издает, он и изменить их может…
Назавтра девчата уже сидели в приемной Михаила Ивановича. Но и тов. Калинин не разрешил. А когда вернулись на шахту, встретили Штерна:
— Уладили с вами. Остаетесь в бригаде. Будете работать на откатке перед шлюзами, а бригада одна, что в кессоне, что здесь…
Так закончился «бунт» девчат. И начала Рая шлюзовать и вышлюзовывать ребят, а Леля Фролова гонять вагонетки…
Встретившись в шлюзе с англичанином Барретом, откатчик бригады Краевского Алешин спросил его:
— Мистер Баррет, вы на щитах под сжатым воздухом много работали. Скажите, сколько вагонеток породы можно выдать за смену?
Выслушав перевод, Баррет ответил:
— Если дадите 100 вагонеток в смену, будет очень хорошо. Это уже мировая цифра…
— Дадим больше… Вчера дали 87, а ведь мы только второй день в кессоне работаем…
Через три дня краевцы дали 113 вагонов. Англичанин и на этот раз недооценил возможности комсомольцев.
Щит уже под Неглинкой. Первая декада июня на исходе, а обещанных 3 метров в сутки все еще нет. И комсомолец-инженер Штерн в который уже раз ставит перед начальником щита вопрос о введении его планограммы.
Планограмма инженера Штерна имеет свою историю: еще два месяца назад он разработал ее и тогда же предложил на обсуждение бригады Краевского.
На аккуратно разграфленном листе александрийской бумаги было четко указано, что и в какое время делать. Весь процесс работы был тщательно разработан. Когда бы ни пришла смена, она сразу же видела, за какую работу браться. Все было очень ясно и просто. Комсомольцам планограмма понравилась. Они хотели тут же ввести ее.
Но руководство щита было против. Штерну деликатно предлагали изучить щит, узнать все его части, а уж тогда думать о всяких планограммах.
Тогда, два месяца назад, Штерн не настаивал. Но теперь он решил добиться своего. Теперь без планограммы не обойтись. Чтоб пройти 3 метра в сутки, нужна четкость. Эту четкость дает планограмма.
Штерн не сумел уговорить Макарова. Он пошел в комитет комсомола, а оттуда — к начальнику шахты. Тягнибеда сказал:
— Я, Штерн, не против новшеств. За тебя комсомол стоит, да и сам ты инженер неплохой. Только и Макарова обижать не надо. Введем планограмму, как пробу. А выйдет — везде сделаем.
Краевцы начали работать по планограмме. Работа пошла веселей. Уже есть 65 — 68 сантиметров в смену. Еще немного — и будет кольцо…
 |
| Тоннель кировского радиуса |
Планограмма довела четкость работы до предела. Ни одна минута не пропадала напрасно. Вагонетки с породой шли через каждые четверть минуты. Навальщики работали так, что нельзя было уловить мелькания лопат.
А еще через день стенная газета краевцев «Кольцо в смену» сообщала:
«Вчера бригада впервые за два с половиной месяца дала кольцо в смену. Пройдено 76 сантиметров. Отныне газета называется «За метр в смену».
Это была первая большая победа.
Через два дня дала 79 сантиметров бригада Реброва. А еще через две недели укладывала кольцо в смену и самая отсталая бригада Кулагина.
25 июня краевцы сдавали общественно-технический экзамен. Все члены бригады сдали его на «отлично».
Английский щит прошел уже значительную часть своего пути, когда начали прибывать части щита советского. Ни на одной из этих частей не было таблички «Маркхем и Ко — Англия». На сегментах опорного кольца поблескивала марка московского завода «Серп и молот», на домкратах, насосах — ответственнейших частях щита — клеймо завода «Красный гидропресс» в Таганроге. На других частях — марки 24 остальных заводов, изготовлявших первый в Союзе щит — щит, построенный по чертежам советских инженеров, до последнего винтика сделанный из своих советских материалов.
На сборку щита поставили вернувшихся из Архангельска с лесозаготовок комсомольцев. В помощь им дали два десятка рабочих с заводов, изготовлявших части щита.
Пятнадцатого апреля началась сборка. Части на тросах спускались в шахту. Там уже знали, когда они прибудут и куда их поставят. Все шло по строгому, четкому плану, без шума и суеты…
Комсомольцы, не имевшие понятия о такелажных работах, не уступали опытным такелажникам.
Остов щита обрастал частями. Соревнование между сборочными бригадами широко развернулось. Ребята работали, не считаясь ни со временем, ни с тяжелыми условиями. Целые смены выстаивали по шею в холодной воде, заводя снизу из зумпфа шурупы в оболочку щита.
А 28 апреля на торжественном заседании организаций Октябрьского района монтажники рапортовали:
— Первый советский щит, досрочно построенный нашей социалистической промышленностью по инициативе МК ВКП(б) и товарища Кагановича, смонтирован под землей, на глубине 24 метров, в рекордный срок — 11 суток 18 часов. Щит готов к работе.
Щит готов. Можно начинать проходку. Для этого нужны люди. Секретарю Московского комитета комсомола по Метрострою тов. Шаширину очень хочется, чтобы люди эти были комсомольцами. Советский щит должен быть комсомольским.
У тов. Абакумова Шаширин добился разрешения на перевод сотни лучших комсомольцев с краснознаменной шахты № 16-17 на щит. Но разрешение Абакумова еще не все. Комсорг шахты дерется за каждого комсомольца, и его приходится долго уговаривать.
Наконец коллектив советского щита укомплектован. Из 230 рабочих 185 — комсомольцы. Во главе комсомольских бригад бригадиры Николай Лушник, Паша Жданов, Петя Бадаев и Иосиф Лифлянд.
10 мая 1934 года в девять часов вечера бригада Лушника начала укладывать первые блоки в камере щита. Немного позже советский щит дал первую передвижку. Началось соревнование с комсомольскими бригадами английского щита.
Но, чтобы соревноваться, надо знать дело, надо иметь опыт, надо знать, как работает «противник». А опыта и знаний у «противника» больше. Значит надо учиться у бригад английского щита. И комсомольцы советского щита начали навещать Краевского и Реброва.
Оба щита включились в производственный поход им. Кагановича. Бригады советского щита тоже начали соревноваться за кольцо в смену. Николай Лушник вызвал бригаду Краевского.
В июле бригады английского щита должны были пройти по 9 погонных метров каждая. Таково было задание. Краевцы встретили его смехом. Выдвинули встречный — 12 метров и ни сантиметра меньше. Встречный приняли все бригады английского щита. К середине июля больше половины плана выполнили. Английский щит шел хорошо, советский пока отставал. Это отставание грозило задержать строительство.
Выступая на пленуме Моссовета, Лазарь Моисеевич сказал:
— Как бы щитовая проходка, в частности советский щит, не стала пробкой для всего строительства.
На комсомольском собрании, где начальник шахты сообщил о речи тов. Кагановича, разгорелись страсти. Комсомольцы английского щита упрекают ребят с советского. Они требуют ответа. Ребята с советского молчат. Потом по одному выходят и обещают наверстать упущенное, говорят, что «пробкой» они не будут. Но собрание придирается к каждому слову.
— Не надо нам общих обещаний, делом ответить надо! — кричат с мест.
На стол президиума упал бумажный комок:
«Я хочу выступить и просить, чтобы мою бригаду перевели на советский щит, а наихудшую бригаду от них поставили на мое место. Краевский».
Выступление Краевского вызвало одобрение всего собрания. Только комсомольцы советского щита отмалчивались. От их имени слово взял Лушник. Он сказал:
— Мы одобряем предложение краевцев. Пусть приходят. Мы их достойно встретим…
Краевцы собирались переходить на советский щит. А там им готовили встречу. Эту встречу обдумывали и вместе и порознь. Думал Лушник, думал комсомолец-инженер Инчеревский, думал Паша Жданов — соперник Лушника по щиту, думали все комсомольцы. И даже Вера Воробьева — из бригады Лушника — думала о том, как ответить на слова Лазаря Моисеевича, как встретить бригаду Краевского.
Вере 17 лет. А работа ее тяжелая. Породу в вагон грузят много ребят, много рук толкают вагон по путям. И все вагоны приходят к Вере. Каждый вагончик надо подкатить к клети, установить его там, дать верхнему стволовому сигнал отправления, принять сверху порожняк. Чем больше пройдет вагончиков, чем меньше их соберется в подходной, тем лучше. Вагончиками можно ответить Лазарю Моисеевичу. А тут как на зло вагончики прибывают и прибывают. Уже вся подходная забита ими. Вера злится и всю злость свою срывает на помощнике-широкоплечем парне.
— Ну, ты, дармоед! Поворачивайся живее! Няньчится с вагонеткой, как с женой! — ругается Вера.
— Да ты брось ругаться! Чего лаешься? И так замучаешься с работой… Выдадим 130 вагонеток, и ладно…
— Тебе ладно, а мне 160 вагонов надо дать. А не хочешь работать — катись к Инчеревскому… Пусть дает тебе другую работу… я и сама тут справлюсь.
Дать 160 вагонов не так-то просто. Но Вера додумалась. Она перестроила работу клети. Теперь клеть только подает наверх породу. Вниз она идет порожняком. Только когда выдано 60 вагонов породы, сверху гонят порожняк. Клеть снова работает в одном направлении.
А раньше сколько времени пропадало зря. Придет клеть на-гора, а там пока породу выкатят да пока порожняк поставят — одной-двух минут и нет. Внизу то же самое. Пока порожняк выкатишь да пока вагонетки с породой придвинешь — еще время ушло. Теперь клеть в движении только секунды. Пока идет она наверху, Вера подкатывает два вагончика. Только клеть спустилась — вагончики уже на месте, и клеть снова пошла вверх. То же и с порожняком. Намного все легче, а главное — быстрее.
И, встретив после смены начальника шахты, Вера ему говорит:
— Вот вы, Яков Фомич, сказали, что я 130 вагонов не дам, а я 170 выдала.
И рассказала ему о своем новом способе работы.
Тягнибеда тут же на ходу подписал приказ:
«За ударную работу и рационализаторские мероприятия по выдаче породы премировать стволовую советской клети Веру Воробьеву. Тягнибеда».
Так Вера ответила на слова Лазаря Моисеевича. Ответили и остальные комсомольцы советского щита. Бригада Лушника уложила свое первое кольцо в смену. Стали укладывать по кольцу и другие бригады. Надобность в переходе бригады Краевского отпала… Советский щит начал догонять английский. Он уже прошел под зданием Малого театра, и Неглинка осталась позади.
В июле были перевыполнены встречные планы. Бригада Краевского, выдвинувшая вместо 9 заданных 12 метров, дала 15,15. Даже наиболее отстающая бригада английского щита прошла за месяц 13,65 метра. Это была очень большая победа.
В августе бригады снова выдвинули встречный. Партийный и комсомольский комитеты поддержали предложение ребят. А 8 августа Московский комитет партии утвердил для обоих щитов 150 метров готового тоннеля, или 15 метров на бригаду. Выполнение этого плана было одним из условий подготовки к МЮДу.
В начале августа краевцы дали первый метр в смену. А через день тов. Ребров прошел уже 1,04 метра. Лозунг «метр в смену» был выполнен. Но и метр в смену уже никого не удовлетворял. Можно дать больше. Шахтный комитет комсомола решил драться за метр двадцать…
Никита Сергеевич Хрущев проходит к щиту, как заправский кессонщик — ни разу «не отдуваясь». Время 12 часов. Работает комсомольская бригада Жданова.
Из тоннеля подходит комсомольская бригада смены Клепова. Впереди бригадир Соловьев. Он внимательно глядит на часы.
— Чего ты на часы так смотришь? — спрашивает тов. Хрущев.
— А как же, Никита Сергеевич? Через пять минут ведь заступать.
— Ничего подобного! Сейчас только 21 минута первого,-вмешивается Жданов.
Никита Сергеевич удивлен: что могут значить четыре минуты?
— Как же? За четыре минуты мы уложим два блока и дадим десять вагонов породы. А так их даст Жданов, и опять его бригада будет впереди. А ведь эти минуты наши…
На итоговом собрании 12-й шахты тов. Хрущев сказал:
— Ни с чем несравнима работа комсомольцев на щитах. Когда я смотрел на работу бригад, я поражался. Это был муравейник, но муравейник организованный, дисциплинированный, где каждый знал свою работу, выполнял ее исключительно быстро, аккуратно, с большим подъемом. Где б я ни был потом, всегда я вспоминал работу комсомольских бригад. Добросовестно, самоотверженно работали.
Так комсомольцы 12-й шахты готовились к МЮДу. Августовский план в 150 метров был выполнен тридцатого. А 31 августа английский щит дал рекордную суточную выработку — 4,33 метра.
Комсомольцы щитов получили знамя московского комсомола.
С этого времени пошли рекорды. 1,17 дала бригада Лушника, 1,20 показал комсомольский бригадир Жданов. Его снова перекрыл Лушник, пройдя 1,25. Это был уже мировой рекорд. Его не сумел перекрыть даже Краевский — учитель Лушника.
Одиннадцатого сентября английский щит прошел 4,52 метра, опрокинув все расчеты иностранных специалистов. Советский щит шел еще лучше. 15 сентября он дал 4,63 метра готового тоннеля.
Американский инженер Морган, определивший перед пуском щита скорость щитовой проходки в 1 метр в сутки, писал потом:
«Мои расчеты в отношении грунта, самого щита, давления воздуха подтвердились. Я только недооценил человеческий материал — я ошибся в людях, работавших на щите. Я должен отметить смелость и энергию комсомольской молодежи, никогда в жизни не видевшей щита, работавшей в смешанных грунтах (плывуны в кровле и известняки в основании — наихудшая комбинация, которой боятся все тоннельщики) под высоким давлением. Они шли вперед, не уменьшая скорости и не ослабляя борьбы за качество готового тоннеля».
Английский щит подошел к мощным плывунам. Здесь было хуже, чем под Неглинкой. Воды становилось больше. Рыжая и холодная, она пропитывала все насквозь.
Пришлось поднять давление до 2,3 атмосферы. Под таким давлением здесь еще никто не работал. И в первый же день бригада Краевского потерпела поражение — почти половина ребят выбыла из строя. «Заломай» (так называли кессонную болезнь) опрокинул самого Краевского, инженера Мацигановского, многих других ребят. «Заломай» разрядил и другие бригады.
Настроение у ребят начало падать. К тому же и щит, войдя в плывуны, сразу потерял скорость. Вместо четырех с половиной с трудом давали один-полтора метра. Бригады перешли на четырехчасовой рабочий день. Была создана новая шестая смена.
Работать становилось все труднее. Из-за густого тумана вагонетки приходилось двигать очень медленно. Липкая порода цеплялась за лопаты, задерживая откидку. И ко всему — злой плывун, заставлявший все время крепить лоб забоя.
В одну из смен, когда уже заканчивалась передвижка щита, из правой секции выскочил бледный и босой иностранный рабочий Меер.
— Плывун! — закричал он не своим голосом.
Комсомольцы Проценко и Семенов бросились в правую ячейку.
Меер не успел затянуть одну марчеванку из незакрепленного места, бурая масса повалила как из кратера вулкана, срывая уже поставленные марчеванки. Плывун заполнял площадку. Он уже поднялся до колен, засасывал, не давал двигаться.
Медлить было нельзя. Семенов и Проценко начали крепить забой. Другие ребята подтаскивали доски. Спустя двадцать минут лоб забоя был закреплен. Мокрые и усталые Семенов и Проценко вышли из ячейки, неся сапоги Меера. Плывун снял их у него с ног.
Через несколько дней из больницы вернулся Краевский. Работа снова начала налаживаться. Ребята применялись к трудной обстановке, начали оправляться от полученных поражений. Они свыклись с высоким давлением, научились по-новому крепить. Щит уже проходил по 2 метра в сутки.
И вдруг 21 сентября в кессоне перед английским щитом вспыхнул пожар. Огонь быстро распространялся в богатом кислородом воздухе. Чтобы потушить его, пришлось спустить давление. Ничем не сдерживаемый плывун залил щит, эректор и часть тоннеля.
Когда пожар потушили, надо было очистить тоннель от плывуна. Комсомольцы работали, как черти. Но испытания ребят еще не кончились. 28 сентября в забой прорвалась вода.
Услыхав крик комсомольца Ратникова, дежурившего в забое, Ребров и Штерн побежали к щиту. Вода била со всех сторон. Реброва сбило с ног, и он, перевернувшись вниз головой, полетел в тоннель. Водяной поток достиг первой перемычки. Перемычка не выдержала.
Кое-как встав на ноги, мокрый Ребров командовал:
— Крепи перемычку, береги вторую, давай мешки с песком, сено.
Как по конвейеру, пошли мешки с песком, тюки сена. Ребровцы работали по горло в воде.
Тридцать пять минут боролись они со стихией и победили. Новая перемычка перекрыла доступ воде. Щит снова мог двигаться. И тогда из Сибири пришла короткая телеграмма:
«Прошу срочно сообщить, как работают английский и советский щиты, возмещено ли время, потерянное при пожаре. Каганович».
Лазарь Моисеевич и вдали от Москвы не переставал интересоваться работой шахты, помнил каждую деталь, следил за всем. Его телеграмма подбодрила ребят, влила в них новую волну силы и энергии. Они снова начали штурмовать плывуны. И громко звучала песня комсомольцев щитов:
Нас плывуном теперь не остановишь,
Стучат, как сердце, наши молотки.
Проходчик первый — Лазарь Каганович
Ведет свои ударные полки.
Щит набирал скорость. 3 метра в сутки проходил он в злейших плывунах. То, что казалось невозможным, стало явью. В октябре плывуны были пройдены. До конца пути оставалось 70 метров. А 23 ноября английский щит сбился с 17-й шахтой. Спустя три недели закончил свой путь и советский щит.
К площади Дзержинского комсомольцы щитов пришли со знаменем московского комсомола. Труднейшее испытание было выдержано на «отлично».
