Внимательное отношение к человеку, воспитание в нем культурных навыков, улучшение бытовых условий было постоянной задачей партийных организаций.
Мы знали, какое значение придает всем этим вопросам Лазарь Моисеевич, знали, какое значение имеют все эти «мелочи» в быту рабочего.
Лазарь Моисеевич спросил однажды рабочих на шахте № 10-11:
— Кормежка как? Кто-то сказал:
— Кормежка неважная.
Лазарь Моисеевич тут же подозвал всех руководителей шахты и прямо прошел на кухню. Здесь он расспрашивал каждого работника, поговорил с поваром, вникая во все моменты готовки пищи.
Руководителям шахты от него крепко досталось, а в результате пища улучшилась.
В другой раз он выступал на той же шахте с докладом о международных делах, рассказал о Лиге наций, объяснил, почему мы в нее вступили, а потом опять пошел по штольне.
И спрашивает у Яши Каменева:
— Как же вас кормят?
Тот поднимает большой палец и отвечает:
— На большой, Лазарь Моисеевич.
— А может быть на маленький?
— Нет, — отвечает Яша, — только вот масла к каше маловато«.
— С этого и надо было начинать, — сказал Лазарь Моисеевич, записывая в книжку.
А через два-три дня масла в каше стало гораздо больше. Лазарь Моисеевич не раз говаривал нашим рабочим:
— Вы, передовые ударники, должны стать кадровиками метро, и для этого вам надо подковаться по части и техники и культуры — чаще ходите в театр, лучше одевайтесь, как это подобает работникам лучшего и наикрасивейшего в мире метро.
Когда начали прибывать большие партии рабочих и колхозников, началась развернутая борьба парторганизации за быт рабочих, за их обслуживание. Ассигнования на благоустройство рабочих бараков вначале были незначительны. Немало потребовалось со стороны парторганизации усилий для того, чтобы заменить рассадники клопов — деревянные топчаны — железными кроватями. Немалых усилий стоило добиться необходимого количества матрацов, чистых одеял и простынь для рабочих.
Мы ставили перед каждым коммунистом задачу изучать — быт своих соседей по работе, интересоваться условиями, в которых они живут, отлично зная, как эти условия зачастую отражаются на производстве. Устраивая самоотчеты коммунистов на партийной группе, мы всегда проверяли эту их работу в массах. В порядке партийной нагрузки мы поручали отдельным членам партии изучать жизнь рабочих в бараке, на квартире, в семье.
»Я внимательно изучал всех людей, — рассказывает парторг тов. Каре, — которые были в партийной группе. Я знал их не только с производственной стороны, но интересовался и бытовыми условиями и, где нужно, старался помочь человеку. Был у меня в смене коммунист Иванов, проходчик, по прежней профессии — переплетчик. Работал он неплохо, потом вдруг я заметил, что у него что-то не клеится работа. Я заинтересовался, стал расспрашивать. Выяснилось, что у него большая семья — он с женой работают, а дети остаются без присмотра. С помощью профсоюзной организации мы устроили его детей в детский сад. Несмотря на это у Иванова работа шла все хуже и хуже, а однажды он даже явился на производство выпившим. Это очень тяжелое дело, люди остаются за это без партийного билета. Прежде чем выбросить его из партии, я подумал, что видимо недостаточно хорошо знаю его бытовое положение. Опять стал выяснять. Оказалось, что у человека неполадки с женой, что родные жены плохо к нему относятся, словом, жизнь не сладкая. Посоветовался я с секретарем парткома, все ж таки коренной рабочий, хороший производственник — надо попытаться выправить человека. Послали мы его в диспансер, лечили целых две недели, помогли ему и по бытовой линии, и человек выправился, стал активным общественником и отличным производственником. Хорошо, что мы не подошли к нему формально, можно было легко выбить человека из колеи.
На шахте № 2 мы выяснили, что кандидат партии тов. Коновалов часто выпивает, не читает книг, редко ходит в баню, не убирает своей койки. Другой кандидат партии тов. Желбакович прячет грязное белье под матрац, допускает неприличные выражения в общежитии, живет неряшливо. Мы обсудили эти «мелочи» поведения обоих товарищей на собрании партгруппы и прикрепили к ним коммуниста, который помог бы им выправиться. И нужно сказать, что мы достигли здесь успехов: товарищи постепенно выправились, приучились к порядку в общежитии и стали хорошими ударниками на работе«.
Таких примеров можно привести много.
В области массовой политической работы мы применяли формы политбесед по разным вопросам, устраивали политдни, ежедневные коллективные читки газет, вечера ударников, массовые экскурсии за город, посещения музеев, театров, кино и т. д. Среди наших рабочих было много таких, которые впервые попадали в этот водоворот политической и культурной жизни нашей столицы.
И было заметно, как все эти новые впечатления откладывались в сознании рабочих, поднимали их культурный уровень, сказываясь в повседневном поведении и общем культурном облике каждого из них. Люди приучались к большей опрятности в быту, круг интересов их быстро расширялся, отпадали старые дурные привычки.
Внимательный подход к человеку, учет всех на первый взгляд неприметных особенностей помогали зачастую перевоспитывать, казалось бы, совсем никудышных работников.
»Было у нас на 7-8-й шахте двое, — рассказывает бригадир тов. Холод, — фамилии их Афонов и Вакулин. Сменный инженер тов. Бахитов был очень плохого мнения о них и даже хотел уволить. Как-то он пришел ко мне посоветоваться на этот счет: «Вот, говорит, есть двое молодых парней — очень плохие работники. Хочу уволить, но все как-то жалко. Не возьмешь ли к себе, воздействуй на них». Я их взял к себе в подручные. Приглядываюсь к ним, расспрашиваю, в чем дело. А они сами подтвердили, что действительно работали плохо: «Потому что не знаем, что и для чего делаем, никто нам толком не объяснит, гоняют с места на место». Я им рассказал, для чего идет наша стройка, почему мы должны работать сознательно. И даже заключил с ними соцдоговор. Я взял по этому договору обязательство выпустить их через два месяца самыми хорошими работниками. А от них потребовал твердой борьбы за выполнение плана и участия в общественной работе. В результате люди выросли, стали очень хорошими работниками и даже работали самостоятельно в качестве звеньевых«.
Насколько быстро повышался уровень сознательности беспартийных рабочих, рассказывает пропагандист тов. Осога:
»Я проводил беседы в рабочих общежитиях на Лужниках. Когда я заходил в комнаты, рабочие вначале встречали меня не очень приветливо: «Ну, раз пришли беседовать, давайте». И характер задаваемых мне тогда вопросов был в большинстве случаев каверзный, «деревенский». Слушали меня неохотно.
Но вот через десять месяцев мне пришлось в этих же бараках делать доклад о международном положении. Красный уголок быстро наполнился доотказа, и после доклада посыпались вопросы:
— Расскажите подробно о китайских советах.
— Выгодно ли нам было продать КВЖД?
— Почему Америка разорвала с нами переговоры?
— Как у нас обстоит дело с дирижаблестроением? Этому вопросу я сам
удивился, он как будто не вытекал из моего доклада. Спрашиваю рабочего,
почему он задает такой вопрос. Рабочий отвечает:
— в газетах пишут, что Германия строит большие дирижабли, — это значит против нас, а у нас что-то на сей счет мало слышно.
Недавний крестьянин, колхозник, а теперь рабочий стал читать газеты и уже интересуется не .только политической жизнью своей страны, но и революционным движением в капиталистических странах. Он уже вырвался из узкого круга «деревенских» настроений и становится передовым, сознательным тружеником великой социалистической стройки.
Меня поразила эта перемена«.
Значительный рост культурного уровня отмечается не только среди недавних колхозников, но и передовых рабочих. Метрострой воспитывал не только политически сознательных строителей, не только прививал разносторонние технические знания, но и развивал эстетические чувства своих работников.
Прекрасные подземные дворцы, построенные каждый в своем особом стиле, давали богатый материал для сравнения и изучения.
Наши рабочие не были простыми исполнителями архитектурных заданий. Нет. они принимали широкое участие в обсуждении проектов, вникая в детали и внося свои поправки.
 |
| Зал станции «Парк культуры и отдыха» |
На одном из партсобраний, посвященных отделочным работам «Крымской» станции, архитекторы станции рассказали о том, как будет выглядеть станция. И здесь этот «специальный» вопрос всесторонне обсуждался и был поднят на принципиальную высоту.
По этому поводу коммунисты говорили о том, как у нас постепенно стирается грань между умственным и физическим трудом.
Вот что говорил коммунист Милюков:
— Мы, рабочие, бетонщики, крепильщики и землекопы, вместе с нашими архитекторами товарищами Крутиковым и Поповым разбираем здесь, как лучше, художественнее оформить нашу станцию. Я считаю, что этот факт следует использовать для агитации на нашей дистанции, показать на этом факте, что мы действительно хозяева и вникаем во все детали, влезаем даже в высокую область архитектуры.
За ним выступил инженер-коммунист Павлов:
— Я читал знаменитого немецкого поэта Гейне. Но и он все же побаивался прихода коммунизма, потому что считал, что когда наступит коммунизм, разорят олеандровые рощи и вместо цветов будут сажать картофель, а в страницы его лучшего произведения старые бабы будущего будут завертывать бобы. Этим Гейне хотел сказать, что мы, коммунисты, не сумеем ценить красоту, искусство, архитектуру. Вот в этом-то он и ошибся. Наше собрание ярко показывает, как мы, коммунисты, вместе с передовыми строителями, вместе с архитекторами внимательно обсуждаем проекты и вносим свои поправки, помогая лучше и красивее оформить наши прекрасные станции.
