1988 год

От «Киевской» до «Краснопресненской»

Между этими станциями по трассе кольца всего один перегон, а если иметь ввиду «Киевскую»-радиальную Арбатского радиуса, с которой все начиналось, то это расстояние слегка увеличится за счет недлинных «ходков» между двумя подземными залами. Для авторов «Пресни» это был сложный путь, в котором они — молодые архитекторы — впервые столкнулись с реальной жизнью в профессии — с поддержкой и благородством старших коллег и, вместе с тем, с конкурсным азартом противников, с покровительством и произволом власти, со славой победы и с досадой поражения. В сей поучительной истории, по-своему, отразилось время, в ней действуют достойные внимания люди и, потому, есть смысл поведать о ней на этих страницах.

*****

В самом начале пятидесятых, когда разворачивались описываемые события, пожалуй нельзя было найти задачи более престижной, более заманчивой, чем станция, единственного тогда, столичного метро. Не случайно, в числе авторов сооружения метрополитена значились имена Гельфрейха и Фомина, Чечулина и Колли, Щусева, Душкина и Полякова. И, каждый раз, открытие новых станций, являвшееся долгожданным подземным сюрпризом, превращалось во всенародный вернисаж. Семейные праздничные поездки москвичей по вновь открывшейся линии были доброй московской традицией, привлекавшей вое слои столичной публики — рабочих, актеров, министров. Не следует забывать и того обстоятельства, что удачная работа архитектора на метрополитене, как правило, отмечалась орденом или Сталинской премией, и далеко не все были к тому равнодушны. Так или иначе, но когда мастерской Ивана Николаевича Соболева достался заказной конкурсный проект станции нового радиуса и мастер поручил своим молодым сотрудникам — Игорю Покровскому и автору этих строк — исполнение перспективы по своему эскизу, мы, натянув подрамники, решили с позволения руководителя сделать еще один, свой вариант. Этот проект (рис.1), отразивший в себе наше увлечение темой «Новгородских палат», празднично эвучащей в эскизах Ф. Федоровского к «Садко», обратил на себя внимание и оказался в числе шести отобранных жюри. Архитектурный совет Москвы, рекомендовав три проекта к утверждению, предложил для одной оставшейся станции и трех проектов-претендентов второй тур конкурса. Вместе с тем, менялись и условия. К разработке предлагалась новая конструкция пилона, уменьшенного сечения, что на метрострое прежде не встречалось. Круг конкурентов сузился. В их числе П. Ревякин, И. Мельчаков, С. Кравец. И, все-таки, шансы есть. Раз так, мы решили укрепить свои ряды. Вчетвером — с Виктором Егеревым и Михаилом Константиновым — мы выполняем два варианта и, показав их Б. С. Мезенцеву (учитель трех моих соавторов), избрали один для представления.

Совет выслушал доклад эксперта. В. С. Андреев энергично поддержал проект группы Ревякина. Обсуждение шло в том же русле. Его решительно повернул Леонид Михайлович Поляков, столь же энергично, поддержав наше решение.

— Это же «Рапетовщина»! — сказал он, указывая на проект конкурента. Нашу сторону приняли и инженеры — авторы новой конструкции. М. В. Посохин, также поддержав нас, брезгливо заметил, указывая на люстры — это же кровати!

Проектов-претендентов осталось только два. Нам предложили еще один тур. После заседания Поляков знакомится с нами и заинтересованно спрашивает — вы что, кроме ГУМа ничего не видали? Это так он оценил наши детали. И пригласил в мастерскую на Каланчевку — покажу как надо сделать.

Мы явились. Леонид Михайлович вручил нам пачку фотографий фрагментов церкви в Дубровицах.— Поезжайте и посмотрите. И так нарисуйте. Мы поехали и нарисовали.

Встретили на улице Мезенцева, уже наслышавшегося о наших «подвигах». Советует — возьмите подрамник два на два и сделайте фрагмент, чтобы члены исполкома пощупать могли. Мы взяли и сделали. Работали по ночам. Однажды, по утру, в мастерскую заходит директор — Я. Т. Кравчук. Увидев лежащий на полу фрагмент, решительно заявил — быть такой станции! Мы в предвкушении победы.

И, снова, совет. Решение: представить на исполком оба проекта — и наш и группы Ревякина. Мы в нервном недоумении. Непонятно как себя вести. По поручению товарищей звоню Полякову. Он успокаивает — вы столько шуму наделали, что и так хорошо.

Ночное заседание в Моссовете. На выставке в зале исполкома наш проект стоит вторым. Ревякин — последним. Что это значит — не ведаем. Доклад начинает Поляков (первый в экспозиции), рассказывает о проекте «Арбатской». Председатель Моссовета М. А. Яснов спрашивает, указывая на наш подрамник — Это тоже Ваш проект?, и слышит в ответ — это работа молодых архитекторов, но я ее, грешным делом, очень высоко ценю.

Наш докладчик Виктор Егеров (он постарше, посолидней, с палкой и с орденом). Яснов вопрошает: — Кто у вас главный? — у нас нет главных. — Стало быть вы персимфанс — уразумел председатель.

Слово берет Александр Васильевич Власов. И, тут, проясняется позиция Главного Архитектора Москвы. Мы выиграли! Проект утвержден. Три часа ночи. Идем на телеграф. Отправляем поздравительную депешу отдыхающему Константинову.

*****

Наша станция «Киевская»-радиальная. Здесь надобно заметить, что все это проектирование велось тогда тайно. Авторы до последнего момента не знали, какую станцию они украшают. Только теперь все выяснилось — строятся новые «Арбатская», «Смоленская» и «Киевская» глубокого заложения. А старые перегоны — версия распространялась шепотом — будут служить Сталину, для подземного выезда из Кремля на ближнюю дачу. Как бы то ни было, мы, молодые архитекторы «Моспроекта» (900 руб. старыми) поступаем по совместительству в «Метрогипротранс» главными архитекторами проекта (половина от 2000 старыми). Каждый вечер собираемся здесь и рисуем шаблоны в натуральную величину — картуши пилона, лепнину, скамью…

Hежданно является главный архитектор института К. С. Рыжков: — Ваш проект отклонен. — Кем? — Никитой Сергеевичем Хрущевым. — Как? Почему?
Мир рухнул. Мы перестали в нем что-либо понимать. То, например, что коллеги из Киева обижены — две «Киевских» станции в Москве делаются без них. И то, что Хрущев им в этой претензии, конечно, покровительствует. — Что же теперь будет? — Снова будет конкурс.

Сорок один проект подали москвичи и тридцать один киевляне. На сей раз, среди наших конкурентов и сам Мезенцев, и мой учитель Леонид Николаевич Павлов, и наши друзья-однокурсники. Не скажу, что все это мы восприняли без досады. И мы, конечно же, делаем варианты, истово «украинизируя» свое решение. Совет отбирает двенадцать лучших. Наш проект опять во втором туре. И здесь побеждают другие — киевляне и москвичи — Лилье, Литвинов, Марковский — такие же молодые, как и мы.

*****

Спустя два месяца, срочно вызывает К. С. Рыжков. Являемся. Спрашивает — будете делать «Краснопресненскую»? — Без конкурса? — Без. — Тогда согласны.

Рассказывает: Макет станции, построенный по проекту К. С. Алабяна, посетил Н. С. Хрущев. Осмотрел и спрашивает, обращаясь к сопровождающим — кто за эту станцию? Прошу поднять руку. А сам не поднимает. И никто, естественно, не поднимает. И тогда следует предложение — поручить это дело нам. Почему? Возможно, запомнился красный цвет пилона или, быть может, осталось сознание незаслуженно причиненной обиды. Так или иначе, мы взялись за дело. На широком пилоне (здесь старая конструкция) возникли облегчающие массу креповки. Посоветовавшись с Поляковым, изменили стилевую характеристику. Новый проект был утвержден, а затем и осуществлен в свой срок.

*****

Март пятьдесят четвертого. Митинг открытия последнего участка Большого кольца. Завершена первая в жизни постройка. Мне двадцать шесть. Едем, как водилось тогда, в «Метрополь». Архитекторы и скульпторы. После ужина куда же? — Конечно, на станцию. У запертых дверей толпа любопытных. Пробираемся вперед. С той стороны, за дверьми генерал-начальник Метростроя — Кто Вы? — Авторы. Дверь открывается. Пешком по эскалатору, вниз. Мы с гитарой. Станция безлюдна. Подходят пустые поезда. Открываются двери. Девочка в новенькой форме командует — «Готов!». Двери закрываются. Пустые поезда следуют по кольцу дальше. Пассажиры явятся завтра. В шесть утра.

19.07.87 г.

Новиков Феликс Аронович, род. В 1927 г., Заслуженный архитектор РСФСР, кандидат архитектуры, лауреат Государственных премий СССР и РСФСР, профессор МАРХИ. В 1950 году окончил МАРХИ.

Основные произведения:

Дворец пионеров на Ленинских горах (1962);
Московский институт электронной техники в Зеленограде (1971);
посольство СССР в Мавритании (1977);
Красный дом на Тургеневской площади (1990).

Сочинения:

«Формула архитектуры», М., 1984.

Работа в метро:

станция метро «Краснопресненская» (1954, совм. с В. Егеревым, М. Константиновым, И. Покровским).