Мы полежим на Полежаевской, Побежим по Беговой, Погуляем на Измайловской, На Таганку — и домой!.. из песни

Виктор ехал в метро и думал о том, о чем в метро думает большинство интеллектуальных людей: о Метро.

«Осторожно, двери закрываются», — пробормотало голосом метро с той настойчивостью, с которой образованными гражданами обычно употребляется фраза «Карфаген должен быть разрушен!». — «Следующая станция — «Проспект Мира».

Станция «Проспект Мира» отличалась для Виктора особой мистикой. С одной стороны, можно было перейти на кольцевую линию и доехать до «Курской», где живет Света Шикина. А с другой — стоило пересечь платформу, и поезд везет тебя прямо до «Ясенево», а где «Ясенево», там и Надя Юдина. Ходили слухи, что со временем «Ясенево» вытеснят с рынка, маршрут до «Курской» станет монополией, пассажиры лишатся права выбора и Виктора заставят платить кучу денег за просто так. Впрочем, верилось в это не особо. Как, опять же, и в то, что антимонопольный комитет разобьет метрополитен на отдельные станции, тем придется конкурировать друг с другом, цены упадут и у Виктора появится альтернатива: платить сто тысяч вагоно-провайдеру на ВДНХ рядом с домом, или пилить до «Теплого стана» пешком, чтобы добраться до Ясенево всего за полтинник.

Еще Виктора всегда удивляла некоторая закольцованность кольцевой линии. Во-первых, садись ты в ту, садись в другую сторону — все равно попадешь на «Курскую». Во-вторых, появлялась возможность пересесть до «Ясенево» и на «Проспекте Мира», и на «Октябрьской». В-третьих, практически невозможно сказать,где она начинается и чем заканчивается. И, наконец, в-четвертых: трафик на ней был выше.

Под стук колес вспомнился вчерашний разговор с Психологом (точнее, монолог, поскольку в основном разговаривал Психолог): «Виктор Семенович, а почему бы вам не написать книгу о метро? В нем ездило много интересных людей: Юрий Владимирович Никулин, Антон Борисович Носик, Николай Сергеевич Данилов, который написал замечательную пародию на мою книгу. Только пишите каждый день, пишите-даже-когда-не-пишется…» Воображение попеременно рисовало на пыльном вагонном стекле с рекламой «Не прислоняться» смутные образы: Психолог, уговаривающий Носика выпустить следующий выпуск «Вечернего Метро»; Психолог, умоляющий Родена слепить своего «Мыслителя»; Психолог, уламывающий Долгорукого основать Москву: «Послушайте, это будет замечательный город! Когда-нибудь в нем построют метро, в котором будут ездить замечательные люди: Юрий Владимирович Никулин, Николай Сергеевич Данилов, Виктор Семенович… И обязательно заезжайте к нам в «Сокольники!» — улыбнулся тогда Психолог, выходя боком из дверей вагона. На этом мысль обрывалась, уступая место следующей.

Еще в прошлом году Виктор стал замечать, что, хотя топология метро позволяет добраться из любой точки в любую другую, большинство людей пользуются лишь несколькими станциями. Например, ездят каждый день с «Арбатской» на «Арбатскую» и обратно, а в «Текстильщиках» бывают не чаще раза в месяц. Как затащить людей в «Текстильщики»? Виктор не знал.

Далее шел вопрос о существовании такой штуки как «русское метро». Оно есть, или его нет? Виктор догадывался, что в каком-нибудь засиженном мухами Лондоне наверняка есть нечто похожее — с поездами, электричеством, раздвигающимися дверями и меланхоличными эскалаторами. Ну и что с того? Какая ему, то есть Виктору, от этого польза? Люди-то другие. Язык другой. Да и жизнь, в общем-то, тоже. А русское метро — вещь особенная; со своей историей, с мозаикой, со скульптурами, с мрамором и бронзой. С лицами, спинами, поцелуями. Кстати, именно в метро Виктор познакомился со своей первой Асей Патрышевой.

Злые языки поговаривали, что жить в метро — довольно опасное для здоровья занятие. Летом в нем жарко, зимой холодно. Под поезд можно упасть. На ногу могут наступить. Или подорваться на забытой террористами бомбе — тоже запросто. А общение в метро — не общение, а один сплошной суррогат. А тех, кто проводит в метро слишком много времени, ждут расстройства психики и рубашки с длинными рукавами. Виктор с ними не соглашался. Там, наверху, человечество мучалось войнами, неплатежами, перхотью и ранними беременностями; здесь было спокойнее и тише. Там надрывали глотки и разбивали носы; здесь люди смягчались, читали книжку или «Московский Комсомолец», дремали и казались самыми миролюбивыми созданиями. Попадались, конечно и такие, что бегают по эскалатору или плюют на пол жевательной резинкой, но где их нет? От бегающих Виктор вполне проворно уворачивался, а жвачку каждую ночь отскабливали специально обученные женщины. В общем, жить можно.

Еще один вечный двигатель: можно ли заработать деньги на русском метро? Все умные люди в один голос утверждали: нет, нет, и еще раз нет! Невозможно, нереально, неэффективно. Но Виктор своими глазами наблюдал, как из турникетов вытрясают мешки жетончиков, в кассы стоят очереди, газеты и билеты в цирк продают за деньги, кто-то играет на скрипке, другие осваивают «Извините-что-мы-к-вам-обращаемся», остальные тырят мелочь по карманам. А на следующий год обещают ввести не только повременную оплату (а для чего еще турникетные принтеры фиксируют время?), но и вместе с жетончиком продавать лицензию на пользование метрополитеном. Или на пользование жетончиком — какая разница? Впрочем, вопрос был такой же старый, как и другие схожие проблемы: «Задушит ли коммерция Шаболовскую» и «Не слишком ли здесь много евреев в час пик?»

Сегодняшний день был для Виктора особенным. Исполнялось ровно полтора года с тех пор, как он стал ежедневщиком русского метро. Сколько же всего было — и не упомнишь. Иногда Виктору казалось, что теперь он уже, наверное, не смог бы так содержательно наполнять жизнь Рутена, как десять-пятнадцать дней назад. Ничего — наступало новое утро с новыми новостями: кто-то подскользнулся на банановой кожуре, кто-то пересел с Чеховской на Тверскую, кто-то вышел замуж за помощника машиниста. Сейчас он доедет до Алексеевской, где назначена встреча с другими легендарными классиками русского метро: они обнимутся, сфотографируются на память в кабинке «Поляроида», перекусят буррито и вдрызг упьются пепси-колой. И вновь разъедутся — кто на «Каховскую», кто в «Сокольники». Жизнь продолжается…

За окном оранжевым светом сиял до боли привычный дизайн «Рижской».

«Осторожно, двери закрываются», — произнес металлический женский голос. — «Следующая станция — твоя, Виктор!»