Даешь небо!

Я с теми,
кто вышел
строить
И месть
В сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
Но трижды —
которое будет.

Вл. Маяковский

1

«На самолет!» — это был лозунг комсомолии 30-х годов.

Метростроевские комсомольцы — парни и девушки «заболели» авиацией. Вблизи Москвы подле станции Малые Вяземы Метростроевский аэроклуб получил площадку под аэродром, и наша авиационно-парашютная жизнь началась… с корчевания пней. Каждый день после работы будущие учлеты и парашютисты садились на Белорусском вокзале на паровичок — электричек тогда еще не было — и полтора часа ехали до Вязем. Оттуда через лес четырехкилометровый поход до места будущих полетов.

С пнями мы расправились быстро, и началось строительство взлетных и посадочных полос, ангара. И вот в 1934 году на нашем взлетном поле вырос ангар, а в нем угнездились четыре У-2 и три планера.

В аэроклуб Метростроя отбирали самых лучших молодых рабочих, стахановцев — проходчики, кессонщики, плотники, шоферы, бетонщики вначале робко, но настойчиво набирали высоту. Сережа Орлов и Саша Макаренков были первыми, кто ушел в самостоятельный полет с нашего аэродрома. Первыми парашютистами были Саша Винокуров, Владимир Антоненко, Василий Батруков. Не отставали в летной учебе и девчата. Вера Казина, Нина Федорова, Марина Трусова, Роза Малкова, Маша Виноградова вскоре попросили и получили разрешение «на старт», а Таня Никулина и Лида Сергеева работали потом инструкторами аэроклуба. Как радостно было смотреть, когда на встрече бывших учлетов Герой Советского Союза Олег Смирнов поцеловал руку маленькой белокурой женщине Лидии Сергеевой — она, женщина-инструктор, научила летать будущего Героя.

Во Дворце культуры Метростроя, в Музее трудовой и боевой славы портретную галерею открывает фотография, на которой сняты три друга — три комсомольца-первопроходца, три первых аэроклубовца Митя Пимакин, Саша Лобанов и Вася Кочетков. Передовики в шахте, умные и скромные ребята, они учились в аэроклубе и в годы войны стали летчиками-истребителями. Все трое погибли в боях с фашистами.

Повторив подвиг Николая Гастелло, погиб и Вячеслав Кротевич.

В годы войны только летчики Метростроевского аэроклуба, пополнившие ряды нашей авиации, по самым скромным подсчетам сбили в воздушных боях и уничтожили на земле около тысячи самолетов противника, потопили 8 вражеских кораблей, пустили под откос 17 эшелонов и уничтожили более 200 автомашин с живой силой и техникой врага. Подавили сотни артиллерийских орудий… Повторяю, что я говорю только о летчиках нашего аэроклуба. По всей стране аэроклубов были сотни.

2

В тот, 1935 год я работала на шахте машинистом эректора в бригаде проходчиков. И училась в планерной школе. Она размещалась в двух маленьких комнатках в одноэтажном домике у Каланчевской площади.

Я недавно зашла в этот домик (здесь сберкасса), постояла, вспомнила былое. Как в эти крохотные комнаты мы затащили тогда, сорок лет назад, крыло планера — не знаю. Мы изучали теорию полета, парашютное дело. По очереди дежурили у своего сокровища-планера. Строем ходили в синих комбинезонах по Кировской улице с песней «Все — выше, выше и выше…». Начались полеты на планере, конечно, «полеты» — это слишком громко сказано. Все было гораздо проще: один счастливчик в кабине, десять натягивают амортизатор. Когда амортизатор становится, как струна, инструктор дает команду: «Старт». Сидящий в кабине нажимает рычажок, ручку слегка берет на себя и на мгновение повисает в воздухе.

Какое это счастье — знает только тот, кто хоть раз испытал чувство свободного полета. Пусть вначале под тобой всего 3-5 метров высоты (полеты со склонов на станции Планерная будут позже), но ты в воздухе, ты управляешь послушной бесшумной птицей.

Однажды, когда мы вот так «подлетывали» в Вяземах на своей безмоторной авиации, к нам на старт пришел инструктор парашютного спорта Каюм Мельдизин.

— Курсант Федорова! Вы хотите прыгнуть с парашютом?

Все ребята и я ошеломлены. Ведь мы даже в качестве пассажира на У-2 еще не летали, а тут такое счастье — и первый полет и прыжок.

— Конечно, хочу!

— Тогда на старт.

Через все поле аэродрома бежим к старту. Там в зеленом чехле приготовлен парашют. Каюм помогает надеть его — он тяжелый, 16 килограммов, да не один, а два. Основной на спине, а запасной, поменьше, на груди.

Маленький, как кузнечик, самолет У-2. Он показался мне в те минуты огромным. Каюм показывает, как надо залезть в кабину, как по команде, в воздухе вылезти из нее на крыло, как держаться, чтобы раньше времени не сорваться вниз.

На земле вроде бы все просто. Слушаю внимательно, Мельдизин продолжает инструктаж:

— Летчик дает команду: «Вылезать!» Вылезаешь. Левой рукой держись за его кабину, правая — на кольце парашюта. По команде «Пошел!» прыгай. Смотри, на крыле не открой парашют, а то все трое погибнете. И ты, и летчик, и самолет.

Каюм продолжает:

— Прыгнешь, тогда дергай кольцо. Если этот парашют не откроется, берись — вот видишь — за красное колечко, запасное — рви его. Если и второй парашют не раскроется, — добавляет потихонечку Каюм, — лети так, больше делать нечего.

Говорит, а сам озорно улыбается. Оказывается, он проверяет нервную систему курсанта.

Позже летчики открыли мне «тайну» Каюма. Если бы я в ответ на его совет «лети так» сделала «квадратные» глаза с перепугу — он бы отменил прыжок.

Уже когда я приземлилась, Каюм сказал:

— Я видел, что тебе страшновато, но держишься храбро, даже улыбаешься.

Итак, летчик Курочкин Василий Павлович сел в самолет. Сажусь и я. Выруливаем на старт. Мы в воздухе. Смотрю на удаляющуюся землю. Человеческие фигурки как жуки. Ох, какая она красивая, земля сверху. Вижу синюю ленточку реки, шоссейные дороги похожи на канаты, протянутые среди рощ и лугов. А вот наше озеро просматривается сквозь верхушки деревьев.

…Летчик сбавил газ. Слышу команду: «Вылезай!» в одно мгновение я на крыле. Какая-то я невесомая, сжалась в комочек. Подо мною пропасть. Хорошо, под ногами спасительное крыло самолета. Глянула вниз — жутко. В этот момент команда: «Пошел!» Делаю шаг в пустоту. Резкий рывок. Потом огромной силы динамический удар — раскрылся белый шелковый купол парашюта.

От радости кричу, пою, как на гигантских качелях опускаюсь с небес прямо в огород. Народу набежала уйма. Не знаю откуда столько. В ушах звон. На душе великая радость.

Подошел командир-инструктор.

Отстегиваю крепление. Руку к шлему:

— Товарищ инструктор, первый прыжок курсант Федорова выполнила.

— Поздравляю. Все нормально. Вольно. — он сам рад, наш Каюм, что все прошло хорошо.

Любимец аэроклуба Каюм Мельдизин, талантливый летчик и парашютист, погиб, защищая Ленинград. Провожая меня на первый прыжок, он, конечно, очень хотел, чтобы все было хорошо. Первые парашютисты помнят, что в те годы даже предохранительных резинок, соединяющих вытяжное кольцо с рукой парашютиста, еще не было придумано. Полуавтоматы и другие приспособления появились позже.

…Вечером перед строем мне объявили благодарность и подарили гимнастерку и картуз со звездочкой. Какой это был счастливый день!

Начались прыжки и летом, и зимой, и ночью, и в воду. Незабываемые авиационные праздники в Тушино и наши десанты на разноцветных парашютах.

В феврале 1936 года газеты и радио оповещают, что в Туле состоится первый слет аэроклубов Москвы и Московской области. В соревновании примут участие летчики, планеристы и парашютисты. …Как дорогую реликвию и поныне храню я премию — огромный тульский самовар, на котором написано: «Федоровой Татьяне Викторовне, парашютистке, участнице 1-го областного слета Аэроклубов. 1 марта 1936 г.»

Туляки разместили нас, участников слета, в здании школы на окраине города. До аэродрома ходили пешком, с песней — боевой, задорной. Мне везет — и у себя в аэроклубе, и здесь — я запевала. А песня-то какая…

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца пламенный мотор.

Каждый день полеты, прыжки. И командный состав, и курсанты — все подтянуты, одеты по форме — темно-синий комбинезон, перетянутый ремнем, и шлем. Дисциплина отменная.

В один из дней я была дежурной по сбору. Полеты и прыжки окончены — все в помещении школы. Ко мне подбегает инструктор и взволнованно говорит: «Поднимай сбор, прилетел начальник Военно-Воздушных Сил товарищ Алкснис…»

Едва он успел сказать, как в здании школы появился человек высокого роста, в кожаном реглане и шлеме, в сопровождении начальника сбора товарища Граб. Волнуясь, подаю команду: «Сбор! Смирно! Товарищ командарм, на первом областном слете Москвы и Московской области сейчас время отдыха. Сбор проходит нормально. Дежурный по сбору парашютистка Федорова…» Алкснис поздоровался с курсантами, приветливо улыбнулся и жестом пригласил всех садиться. Сам присел тут же, на деревянной скамейке, и долго беседовал с нами.

…Яков Иванович Алкснис. В те годы его называли главным летчиком Советской страны. Его имя по праву стоит правофланговым в шеренге создателей авиационных сил нашей Родины. Участник гражданской войны, старый большевик, в 30-е годы он был начальником Военно-Воздушных Сил — командармом II ранга.

Он, занятый непосредственным руководством и укреплением ВВС, внимательно следил за деятельностью аэроклубов, содействовал их созданию. Мы много слышали об Алкснисе как о неутомимом летчике, очень требовательном и добром человеке и были бесконечно счастливы видеть его вот так, совсем рядом, слышать его приятный, чуть с заметным латышским акцентом, голос.

Командарм расспрашивал нас об аэроклубах, которые мы представляли, и мы наперебой рассказывали ему о своих делах. Как метростроевские аэроклубницы, чтобы 10 минут побыть в воздухе, прямо из шахты бегут с куском хлеба в кармане на Белорусский вокзал. Аэродром-то за 40 километров. Рассказывали о полетах, о хорошо организованном сборе, о питании (нам даже мясо дают), о том, что все участники сборов частые гости на тульских предприятиях: мы — агитаторы-добровольцы за авиацию. Парашютисты даже таскают с собой на эти встречи парашюты, чтобы показать их устройство.

В разгар беседы кто-то принес наши стенгазеты, где был нарисован дружеский шарж на меня и еще одного курсанта — о том, как мы спасали лошадь. Яков Иванович, улыбаясь, просит рассказать «лошадиную историю».

…Случилось это два дня назад. День был морозный, но облачный. Многим из нас впервые пришлось прыгать в эти облака, как в вату — земли не видно. Но «вата» оказалась обманчивой. От сильных динамических ударов чуть не лопались купола парашютов. Правда, все приземлились благополучно. Замерзшие, стоим на поле, ожидаем двух последних парашютистов, чтобы отправиться в лагерь. В этот момент к нам на старт стремительно подкатывают аэросани. Развернувшись на ходу, водитель закричал: «Тонет лошадь! Айда спасать!» мы вскакиваем в аэросани и несемся к реке.

Оказывается, один планерист приземлился на реку. Проезжавший крестьянин решил помочь ему оттащить планер. Прицепил его к саням, но лед не выдержал…

Картина такая: сани наверху, лошадь погрузилась в ледяную воду, дрожит, жалобно смотрит испуганными глазами. Ее, если взяться немедленно, еще можно вытащить, нужно только распрячь и отцепить оглобли.

Мы с одним парнишкой, не сговариваясь, поползли с двух сторон к лошади. Руки немели от холода, но дело сделано, сани отцепили. Но тут подо мной проваливается лед, и я «ухожу» вниз.

Теперь стали спасать и лошадь, и меня. Довольно быстро вытащили. Чтобы уже на земле спасти лошадь от гибели, наши ребята до пота гоняли ее по аэродрому, потом укрыли, чем могли, и крестьянин завел ее в избу. Мы же всем кагалом на машине с красным крестом подкатили к лагерю. Врачи боялись за исход, но все обошлось.

На этот раз Яков Иванович почему-то не смеялся. Он обвел всех нас ласковым взглядом и на прощание пожелал успеха в завершении сборов.

…Через несколько минут мы увидели удаляющийся с нашего аэродрома самолет. Вел его сам командующий Военно-Воздушными Силами страны.

Учились мы летному и парашютному делу без отрыва от производства. Летали, прыгали и не знали, что вскоре многие наши товарищи займут место за штурвалами боевых машин. Метростроевская летопись гласит:

«29 москвичей-метростроевцев — участников Великой Отечественной войны удостоены высокого звания Героя Советского Союза».

Кто же они?

Учлет Сережа — после войны полковник Сергей Алексеевич Феоктистов — работал подземным штурманом — маркшейдером. В годы войны он летал на штурмовике ИЛ-2, прозванным фашистами «Черной смертью». Феоктистов совершил 146 вылетов на штурмовки живой силы и техники врага. Лично сбил семь самолетов противника и четыре в группе. Такой счет даже для истребителя достоин высокой похвалы, а Феоктистов проделал такое на «летающем танке».

Герои Советского Союза Евгений Меншутин, Иван Королев, Владимир Наржимский, Олег Смирнов, Василий Барсуков — разве перескажешь все об их боевых вылетах, сбитых вражеских машинах, об уничтожении живой силы и техники противника!

Загляните как-нибудь на пусковой радиус метро, и вы непременно встретите неторопливого человека, размеренно шагающего в тоннеле по шпалам. Бывший слесарь Метростроя, бывший подводник — старшина I статьи, Герой Советского Союза Иван Сергеевич Морухов — ныне инженер-механик. Он избран секретарем партийной организации нашего строительного управления номер 4.

Воевал Морухов на Черном море, на подводной лодке «Малютка». (Помню плакат с изображением гибнущей от пробоины подводной лодки и юного комсомольца, закрывшего своим телом, как пластырем, пробоину. Это нарисован наш Александр Морухов.) в годы Великой Отечественной войны он своим мужеством предотвратил гибель лодки и спас ее экипаж.

Генерал-майор авиации Иван Алексеевич Вишняков — кадровый военный — ветеран Метростроя. Работал Иван слесарем-механиком на строительстве первой, второй и третьей очередей Метростроя. Курсант-аэроклубовец — в годы войны командовал эскадрильей имени Олега Кошевого. Последний свой вылет он совершил 8 мая 1945 года.

Ивана Алексеевича можно часто встретить и в тоннелях новых станций, и в метростроевском Дворце культуры.

3

12 февраля 1972 года в 40 километрах от Москвы, у здания средней школы в Малых Вяземах собралось много народа — среди них небольшая группа первостроителей метро. Потянули их сюда не просто красивые места Подмосковья и солнечный зимний день. Здесь, у памятного обелиска, встречались бывшие учлеты, планеристы, парашютисты, авиатехники аэроклуба Метростроя с пионерами и школьниками 70-х годов. На гранитной плите обелиска высечено: «Здесь, в Малых Вяземах, в довоенные годы был аэроклуб Метростроя.

За пять лет, предшествовавших началу Великой Отечественной войны, аэроклуб подготовил сотни летчиков, планеристов, парашютистов. Отсюда в грозном 1941-м они ушли на фронт. За доблесть и мужество, проявленные в боях за Родину, двадцать шесть воспитанников метростроевского Аэроклуба удостоены звания Героя Советского Союза».

…Замерли в строю бывшие учлеты — бывшие проходчики, слесари, кессонщики, среди них генерал-майор авиации Герой Советского Союза Иван Алексеевич Вишняков, полковники — Герои Советского Союза Евгений Петрович Меншутин, Сергей Алексеевич Феоктистов, кандидат технических наук Владимир Александрович Наржимский, Олег Николаевич Смирнов, Иван Георгиевич Королев — он сражался в полку «Нормандия-Неман» и удостоен почетного звания заслуженного летчика ВВС Франции.

Пристально вглядываются ребята в лица пожилых людей, стоящих перед ними в строю. Шепотом передают друг другу: «Смотрите, ведь это полковник Самсонов Константин Яковлевич, который вместе с Кантария и Егоровым водружал Знамя Победы над рейхстагом», «А кто вот этот пожилой человек с мужественным и очень добрым лицом? У него что-то с руками…»

Я потом рассказала ребятам, что это Николай Алексеевич Феноменов. Ему в 1970 году присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда «За беспримерное мужество и беззаветное служение делу рабочего класса».

Стою в строю. Рядом Николай Шамин, Саша Винокуров, Сергей Орлов, Лида Сергеева, Марина Трусова, Вера Казина, Ирина Кашпирева, Таня Никулина… Парашютисты, учлеты далеких 30-х годов. Стою и вспоминаю…

Шел уже 1948 год. Я — начальник участка. Строим станцию «Калужская».

…Только что поднялась из-под земли — звонок:

— Татьяна Викторовна, к вам хочет пройти бывший метростроевец Феноменов — пропустить?

— Конечно, поскорее пропустите.

Коля Феноменов, друг комсомольской юности, вместе работали на шахтах, вместе прыгали с парашютами. Как была в спецовке, вышла встретить. Идет по двору кряжистый человек. Подбегаю.

— Здравствуй, Коля! — протягиваю руки.

— Здравствуй, Таня,— говорит он и в свою очередь протягивает мне то, что оставила ему страшная война вместо рук.

…Николай Феноменов с первых дней войны ушел на фронт. Он не только был отличным слесарем и перворазрядником-спортсменом — его выделяла в комсомоле особая черточка — он там, где труднее всего. Воевал сапером в районе Наро-Фоминска. Много провел бессонных ночей и дней в подмосковных лесах. А в отделении у него, как и на шахте,- полный интернационал. Тут и русский, и узбек, и татарин, и азербайджанец, и еще двое парнишек — черноголовые Огнян и Кремнян. Позже он узнал, что они болгарские комсомольцы. Двадцатилетний Огнян погиб, защищая Москву. Теперь на 67-м километре по Киевскому шоссе московские школьники-следопыты из 45-й школы поставили Огняну Найдову памятник.

Воевал Коля Феноменов, как и подобает комсомольцу, храбро и беззаветно. Однажды после выполнения задания он с другом возвращался в часть. Ползли по-пластунски в маскировочных халатах. Вдруг Колин товарищ обмяк и перестал двигаться (его сразила пуля снайпера). Коля повернул и пополз назад, на выручку. Тут перед ним взорвалась мина, и он потерял сознание. Очнулся — кругом кромешная кровавая тьма, лицо залито кровью. Обе руки ныли так, что хотелось кричать в голос, попробовал на них опереться и понял — осколками мины оторвало обе кисти.

Истекая кровью, ничего не видя, он пополз — то на спине, то на боку (каким-то счастливым чутьем нашел верное направление) к своим. Потом долгие годы лечения в госпиталях, встреча с родными, с друзьями.

…Обо всем поведал мне старый мой друг в тот памятный вечер и сказал, что не мыслит своей дальнейшей жизни без Метростроя. Пусть он инвалид первой группы, пусть без рук, но он хочет снова работать в своем коллективе. «А как же иначе, Коля, милый, только с нами, только вместе». Он остался с нами. Закончил с отличием техникум. Работает. Еще как работает!

4

Сейчас, когда я рассказала о Вяземах, мне вспомнилось совсем недавнее. Май 1973 года. Москва. Художественный театр. В зале зелено от штормовок — удобной формы нашей студенческой молодежи, которая в летние месяцы отправляется не «за туманом», а на строительные площадки. На этот раз, за два часа до начала спектакля «Сталевары», сюда на митинг пришел молодежный строительный отряд, маршрут которого Курская магнитная аномалия. Точнее — сооружение Лебединского и Михайловского горнообогатительных комбинатов. Центральный Комитет комсомола присвоил отряду звание «Молодогвардеец».

Какая-то притихшая среди общего шума и смеха, смотрю я со сцены в партер, на балконы и думаю, как хорошо сказал народный артист СССР Алексей Николаевич Грибов, что вместе с ними, молодыми, в старые стены МХАТа пришла весна.

Сидим рядом — полярный летчик Герой Советского Союза А. В. Ляпидевский, Герой Социалистического Труда знатный строитель электростанций Андрей Бочкин и знатная ткачиха Мария Виноградова, главный режиссер театра Олег Ефремов, поэт Евгений Долматовский.

Каждый из нас по-разному вглядывается в зал. И каждый в эту минуту ищет свои слова, чтобы напутствовать молодежь, которая ударным трудом укрепляет могущество Родины. Может быть, это слишком торжественно сказано, но ведь это действительно так — во все советские времена наша молодежь всегда была там, где требовались сила, ловкость, полная отдача… и вспоминаем — каждый свое. Я тоже…

…1936 год. Тоннели наши от «Площади революции» пробиваются к Курскому вокзалу. Идет строительство второй очереди. Я работаю машинистом на шахте-55. Она глубокая, обводненная. Моя подруга Зина Максакова тоже машинист эректора в бригаде проходчика Коли Краевского. Мой бригадир — Кося Козлов.

Работать под землей и управлять машиной интересно, только уж очень много воды. По сравнению с первой очередью скорости проходки тоннелей намного выше. В месяц одним забоем мы укладываем 50-70 колец.

Каждый день приносит что-то новое, и вот так однажды наш комсомольский вожак Геня Серов объявил: «Молодежи поручено освоить новую профессию — расчеканщик».

Бригада была создана в самый короткий срок, а бригадиром назначили меня. Среди других замечательных ребят и девчат слесарем к нам направили Ваню Вишнякова. Вместе со мной Полина Гришина, Зина Жданова — мои добрые подружки и по шахте и по аэроклубу и пескоструйщик Ваня Демин, Миша Хроменков и наш завхоз дядя Митя. Бригада как одна семья — и горе и радость — все вместе.

Секретарь комитета комсомола у нас очень деловой парень Геня Серов. Он все время с нами под землей. Рад успехам и не забудет напомнить: «Девочки! Вы ведь свинцом чеканите, пейте молоко, очень хорошо легкие оберегает». (Нам специальные талоны на молоко давали, но иногда вместо молока мы, бывало, наберем леденцов и угощаем всю шахту.)

«Что же такое расчеканка?» — спросите вы. Это гидроизоляция тоннелей.

Расстояние между станциями «Площадь революции» и «Курский вокзал» два километра. Этим путем и шла наша бригада. Работа трудная. Чеканишь свод — устают поднятые вверх руки, они всю смену держат чеканочный молоток на весу над головой. А вода — не льет, а хлещет! Обрабатываешь «бока» — тоже висишь, как эквилибрист. Но хуже всего лоток тоннеля. Его сначала нужно лопатами и ведрами очистить от грязи, чтобы все швы и болты можно было как следует обработать. Снимешь грязь, а потом еще тряпками, как полы в комнате, все вытираешь и высушиваешь. Потом пескоструйным аппаратом чистишь швы и тогда уже закладываешь пневматическим молотком свинец и цемент (ныне только расширяющийся цемент).

Постепенно пришел опыт. Мы составили циклограмму работ, в которой все рассчитали по минутам, каждому поручалось определенное задание. Результат — выполнение 250, 300, 400 процентов задания. Нашей бригаде чеканщиков в числе самых первых присваивается звание — стахановской. На заседании коллегии Министерства тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе вручает группе стахановцев почетный знак ударника социалистического соревнования. Я и теперь храню его среди самых дорогих памятных подарков. Впоследствии, когда я стала инженером, работа чеканщика помогла мне написать брошюру «Опыт работы по гидроизоляции тоннелей Метрополитена». Вышла она в 1947 году в Транспортном издательстве.

Наконец на своем участке уже все закончили. Тоннель сухой, чистый. Перешли на прорыв выручать товарищей. Здесь, на Курской, и свинец не помогает, очень много воды. Мы пробуем битум. Ходим грязные как черти, отмываемся, вернее, оттираемся тряпками, смоченными в керосине.

Особенно трудно работать ночью. Самое тяжелое время в этих ночных работах — между двумя и тремя часами утра. Смена подходит к концу. Выхожу усталая из шахты, а меня окликают и говорят: «Таня, тебя срочно вызывают в горком комсомола». Зачем я понадобилась, да еще срочно?

Когда в горкоме я вошла в комнату, увидала там большую группу девушек и парней. Их было не менее сорока человек. Многих я знала — то были самые известные молодые рабочие-стахановцы московских предприятий. Работник горкома ходил среди собравшихся. По очереди каждому он давал листок с напечатанным текстом и просил — громко, с выражением прочитать несколько строк. Текст был обыкновенный, не запоминающийся, да это, видимо, и не имело значения. Человек слушал, и для него главным было, как читают. Некоторых он слушал дольше, некоторых меньше, а кое-кому приветливо говорил: «Спасибо, достаточно».

Готовился митинг молодых москвичей на Красной площади, посвященный Международному юношескому дню. С трибуны Мавзолея выпала честь выступить двум московским комсомольцам — рабочему и призывнику в армию… Читали все со старанием. Наконец очередь дошла до меня.

— Не буду читать, я не артистка, если мне поручат, постараюсь выступить хорошо.

Почетное право выступить на Красной площади выпало мне. Вот тут-то я испугалась — не знаю, куда девалась моя храбрость. Я так растерялась, что в Центральном Комитете комсомола у Саши Косарева слова вымолвить не могла. Косарев знал меня и по шахте, и по аэроклубу. Он дружил с парашютистами и учлетами и всегда бывал с нами на ежегодных праздниках в Тушино в День авиации.

— Боишься,- сказал он, пожимая мне руку, и так, чтобы другие не слыхали: — Желаю успеха. Не беспокойся, у тебя получится хорошо. Готовься. Через два дня встретимся на Красной площади. А теперь иди отдыхай. Вижу, что вытащили тебя прямо из шахты.

Волнение мое понять нетрудно. Волнуются мои подруги из бригады. Они совсем захлопотались: кто носочки достает новые, кто платье мое самое нарядное — маркизетовое — утюжит.

12 сентября 1937 года. Погода прохладная, все в летних пальто (у меня тогда плаща не было), я говорю, что не люблю кутаться. Стою дрожу, даже зубы постукивают, но тут не только холод, но и страх… на Мавзолее Г. М. Димитров, А. И. Микоян, Н. М. Шверник. Вся площадь заполнена молодежью.

Митинг открывает секретарь Центрального Комитета комсомола Александр Косарев. Первым выступает допризывник Володя Щербаков — беленький такой, совсем мальчик. Потом от стахановцев Москвы слово предоставляется мне. Смотрю на людское море на площади. Говорю первые слова: «Дорогие товарищи!» Они ударяются в ГУМ и эхом возвращаются к Кремлевской стене. Надо говорить тише и медленнее, а то микрофоны слишком усиливают звук. Убираю бумажку с речью и, глядя на девчат и парней, заполнивших площадь, продолжаю. Речь у меня короткая. О главном. О том, что наш комсомольский долг — хорошо работать, отдавать Родине жар своего сердца и силу рук своих!

…На «землю» меня возвращает Мария Виноградова.

— Татьяна, ты о чем задумалась? — говорит мне подруга — та самая ивановская ткачиха Маруся Виноградова, которая вместе с Дусей Виноградовой в 1935 году первой в стране перешла на обслуживание 94, а потом и 208 станков. Они положили начало виноградовскому движению в текстильной промышленности. Мария наклоняется ко мне: — Волнуюсь я что-то сегодня. Все вспоминаю, какими мы были в молодости. Не так хорошо одеты и причесаны, как они, но такие же смелые — неправда ли? Помнишь Большой театр, торжественное заседание — Женский день 8 марта, и мы с тобой — курносые, юные… Кругом орденоносцы, убеленные сединами академики, художники. Помнишь красавицу Аллу Тарасову, Тамару Макарову, Любовь Орлову?.. Три с половиной десятка лет назад это было. Ну что ты молчишь, Татьяна?

— Я не молчу, Маруся, я думаю, и о том же…

Смотрю в лицо друга юности, быстрых комсомольских лет… Черты лица стали строже… а глаза… Они у Маруси остались прежними — такие же пытливые и смеющиеся.

На этом вечере участники торжественного комсомольского собрания приняли приветственное письмо. Они обещали Центральному Комитету партии, что приложат все силы и внесут достойный вклад в выполнение третьего, решающего года девятой пятилетки.

— Совсем как мы бывало,- заметила Мария Виноградова,- только тогда были первые пятилетки.

Нас прерывает песня, которую подхватил весь зал. Пели молодогвардейцы-строители, пели мы — ветераны комсомола: «Наш адрес — не дом и не улица, наш адрес- Советский Союз…»

5

Первая сессия Верховного Совета первого советского парламента. После сессии в Георгиевском зале Кремля встреча с правительством. Наш стол номер один очень близко от сцены. Здесь сидят депутаты-москвичи академики А. Н. Бах и В. Л. Комаров, стахановец Иван Иванович Гудов, народный артист СССР Иван Михайлович Москвин, летчики-герои Михаил Михайлович Громов, Владимир Константинович Коккинаки, Василий Сергеевич Молоков и Валерий Павлович Чкалов. Рядом писатели Алексей Толстой, Александр Корнейчук, Михаил Шолохов и Александр Фадеев. Чуть подальше Алексей Стаханов и Иван Дмитриевич Папанин, Валя Хетагурова и Дуся Виноградова — всех не перечислишь. В зале радостно и шумно.

…И вдруг стало очень тихо. Я повернулась и увидела, что из боковой двери в зал вошел Иосиф Виссарионович Сталин вместе с руководителями партии и правительства. Он как всегда во френче, левая рука чуть согнута в локте, в руке трубка.

…Сталин начал говорить очень тихо, с заметным акцентом, но каждое слово было чеканным.

— Первый тост я поднимаю за героев гражданской войны, за людей, которые с оружием в руках, не щадя жизни, воевали за Советскую власть.

К Сталину подошли видные военачальники — Ворошилов, Буденный, Щаденко, Тимошенко и многие другие. Они обнимались, что-то говорили друг другу.

Снова заговорил Сталин:

— Еще я хочу поднять тост за наших славных летчиков, которых очень люблю! — Сталин поднял рюмку — узенькую, высокую, из очень тонкого стекла — и пошел навстречу летчикам. Они встали и окружили его.

Валерий Павлович был очень разносторонней личностью. Прежде всего он был великим патриотом. Весь свой талант он полностью, без остатка отдал служению Родине, прославлению Страны Советов. Он был прирожденным летчиком, чувствующим машину, как хороший врач чувствует больного. Он «понимал» ее всю до последней заклепки и потому его эксперименты, порой рискованные, всегда носили строго продуманный характер, а не были вызваны «внезапным озарением». Он ценил всякую машину, которую ему доверяли, как человека, и понимал ее так же.

Чкалов много читал. Он любил классическую и современную литературу. У него было много друзей среди литераторов, артистов, художников. Его любили и приглашали на премьеры, дарили книги, и не потому что он знаменитость. Просто у него всегда были свои интересные мысли о просмотренном и прочитанном. Он не церемонился, если встречался с халтурой. Сам предельно честный в работе и дружбе, он и от других требовал того же.

Чкалов всегда учился. И заставлял учиться своих товарищей-летчиков. Его нельзя было разжалобить словами, что мы-де, мол, «университетов не кончали»… он жестоко обрывал таких людей: «Очень жаль. В наше, советское время учиться должен каждый. Сейчас в почете техника, а не лопата. Изволь учиться! Сам не захочешь — жизнь заставит. Деваться некуда! Пора забыть о том, что наши отцы лаптем щи хлебали. Это ведь не они, а о них придумали. Они хлебали щи ложками. Правда, деревянными, да ведь и щи подавались тогда горячие, как огонь. Не люблю не работающих по-настоящему людей, не люблю неработающую технику».

Чкалов был по-настоящему интеллигентным человеком. Знаменитый, любимый всеми, не любил шумихи вокруг себя.

Товарищи-летчики рассказывали о том, что ему была присуща постоянная собранность, сиюминутная готовность к действию, даже в моменты, когда дело только готовилось. В военные годы это называлось «Готовность номер один». И когда на весь мир прогремело: «Юрий Гагарин», я нашла много общего в чертах Первого Космонавта и Первого Летчика!

…Вероятно, я была в числе тех немногих, кто разговаривал с Валерием Чкаловым накануне его гибели. Он трагически погиб при испытании самолета 15 декабря 1938 года. Именно в этот день рано утром позвонил мне домой Валерий Павлович (а жили мы в одном доме, теперь улица Чкалова, 14) и своим характерным, низким, чуть приглушенным голосом сказал:

— Танюша, здравствуй. Нам сегодня с тобой надо быть на собрании в Доме учителя. Если я задержусь, то обязательно выступи и скажи, что мы это обращение о шефстве над школами не для трескотни и шума написали, а для дела. Пусть побольше и посмелее привлекают знатных людей страны нашей — и рабочих, и ученых — к шефству над школами, над молодежью.

Я ему в ответ:

— Валерий Павлович, конечно, я сделаю, как вы советуете. Но, пожалуйста, обязательно приезжайте. Вы же знаете, как вас ждут всегда.

— Ну, до вечера, Таня. Постараюсь обязательно быть…

После занятий (я тогда училась в Транспортной академии) забегаю на минутку домой — оставить тетради и учебники и наскоро чего-нибудь перекусить. Вдруг звонок, голос друга Егора — тревожный:

— Ташик! Произошло страшное горе, говорю лично тебе — извещение будет только в 23.30. Погиб Чкалов! Он испытывал машину, она не выходила из пике. До последней минуты старался спасти самолет.

Я онемела. Спазм сдавил горло.

Чкалов! Валерий Чкалов — любимый герой народа нашего, и вдруг погиб…

..Я выполнила его наказ и поехала на собрание. Помню, было очень холодно. Обливаясь слезами, я подъехала к Дому учителя. Постояла на улице. Набралась духу и вошла в зал. Вокруг оживление. Все ждут Чкалова.

Когда мне предоставили слово, я долго не могла начать говорить. Все стали переглядываться: что с ней?! Потом передала собранию все, что мне поручил Чкалов, и горячий привет от него.

Что тут творилось! Зал бурно аплодировал. И не знали сидящие в нем, что через несколько часов на них обрушится такое горе. А я после собрания долго бесцельно брожу по городу, выбирая самые пустынные переулки, и вспоминаю, вспоминаю…

Аэродром Тушино. Парашютный десант всегда завершает авиационный праздник. Наш десант (а приходилось прыгать с тяжелых бомбовозов и с крыла, и с башенной турели, и в бомбовый люк — это, пожалуй, пострашнее всего) приземляется в центре аэродрома, сгребаем свои цветные «зонтики» в чехлы и тащим в машины.

Вдруг все замерли — невдалеке проходят летчики (участники парада), и среди них широкоплечий, с открытым загорелым лицом Валерий Чкалов. Среди отважных асов он всех красивее и мужественнее. В свои 32 года он уже совершил смелые перелеты и «обучил» летать много машин.

В августе 1937 года в Большом зале консерватории вечер Метростроя. Среди других стахановцев избрали в президиум и меня. Зал битком набит. Докладчик Егор Трофимович Абакумов, Все идет своим чередом. Внезапно все дружно поднимаются с мест. Буря оваций. Пришел Валерий Павлович Чкалов! Он смущен таким приемом, просит продолжать. Берет меня за руку и усаживает рядом с собой.

Бережно храню я очень дорогую сердцу моему фотографию, где мы сняты вместе с Валерием Павловичем именно в тот вечер. Мне она кажется лучшей из тех, что я видела. Орлиный профиль. Устремленный вперед задумчивый взгляд, непокорная прядь упала на высокий лоб.

Как-то при встрече Чкалов пошутил:

— Танюша, ты видела нашу фотографию? Сидим мы с тобой, словно разведенные.

Как он сердечно поздравил меня, как радовался, что юная комсомолка «из-под земли» избрана депутатом Верховного Совета СССР. Однажды даже сказал:

— Ты у нас не только бригадир метро, но и летчик-парашютистка. Запомни, у меня самолет стоит на Центральном аэродроме, захочешь — всегда он в твоем распоряжении, я дам команду.

Я гордилась и горжусь его добрым товарищеским отношением ко мне, его дружбой.

Валерий Чкалов очень любил молодежь, был связан и с Московским и с Центральным Комитетом комсомола.

Однажды говорит: надо, чтобы в школах, на предприятиях почаще встречались с молодежью знатные люди страны. Давай-ка, Таня, напишем такое обращение от группы депутатов. У него так: сказано — сделано!

Мы сидим с Валерием Павловичем дома в его рабочем кабинете. Много книг и все скромно, просто и уютно. Чкалов необычно домашний. Пишем. Входит Ольга Эразмовна, отодвинула нашу писанину на край стола и говорит:

— Передохните, попейте чаю.- Поставила на стол две красивые чашки с дымящимся чаем и вазочку с клубничным вареньем. Валерий Павлович шутит:

— Раз уж пить чай, так ты, Оленька, не скупись, дай нам варенья еще и вишневого. И сама садись с нами.

Чаевничаем. Но дело есть дело. Снова беремся за перо и бумагу. Обращение мы написали, и через несколько дней оно было в газетах. Подписали его В. И. Чкалов, И. М. Москвин, Т. В. Федорова, И. И. Гудов, Н. Н. Бурденко. Началось шефство или — теперь найдено более емкое определение — наставничество старших, более опытных над молодежью.

…Холодным декабрьским днем 1938 года страна провожала в последний путь великого летчика нашего времени Валерия Чкалова… Хоронила и оплакивала Чкалова вся Москва, вся страна. Стоя в почетном карауле, я в последний раз вглядывалась в прекрасное мужественное лицо русского волгаря, который был отважным летчиком, дипломатом, ученым, ласковым отцом, хорошим другом.

Вместе с Владимиром Коккинаки мы несли портрет Чкалова, когда траурный кортеж от Колонного зала направился на Красную площадь к Мавзолею Владимира Ильича Ленина. Был траурный митинг. Сраженная горем, среди друзей и родных стояла маленькая женщина Ольга Эразмовна Чкалова. Она в то время ждала ребенка.

Члены Политбюро подняли на плечи урну с прахом Чкалова и понесли к Кремлевской стене. Орудийный салют возвестил бессмертие Чкалова.

…Как-то я навестила Ольгу Эразмовну Чкалову. Эта удивительная женщина полна энергии, ведет большую общественную работу. Мы беседуем сидя в саду. В аллее появляется велосипедист на трехколесной машине. Маленькое белоголовое шустрое существо лихо подъехало, остановилось у бабушкиных колен и подняло румяное личико. Я снова, через десятки прошедших лет, увидела веселые, пытливые чкаловские глаза.

2 февраля 1974 года отмечалось семидесятилетие Валерия Павловича Чкалова. В его доме по старой традиции собрались его друзья — герои-летчики Г. Ф. Байдуков, А. В. Беляков, народный артист СССР И. С. Козловский, писатели, художники.

Прохожу в чкаловский кабинет и ставлю на знакомый письменный стол маленькую шахтерскую лампочку. Георгий Филиппович Байдуков гасит электричество, и в комнате, где тридцать шесть лет назад писалось обращение к молодежи, вспыхивает метростроевский огонек.

На главную страницу

Схемы линий | Станции | Подвижной состав | Инфраструктура | Оплата проезда | Библиотека | Искусство | Справочная | Метро-2 | Истории | Ссылки | Архив новостей

© 1996—2024 Студия Артемия Лебедева | Пишите: mailbox@metro.ru

Любые дополнения, пополнения, комментарии, факты, сведения, отзывы весьма приветствуются. При полном или частичном цитировании, заимствовании, использовании ссылка на metro.ru обязательна.