Четвертого января 1934 года с техническим проектом в руках шахты № 44-46 начали рыть на Спасопесковской площадке первую траншею.
Дело было жестокой зимой, земля промерзла, приходилось разжигать костры, чтобы оттаять грунт. Руки, изголодавшиеся по работе, ходили споро и весело. Начали эту работу комсомольцы. Застучали о мерзлую землю лопаты, ломы, кайла…
Это был торжественный момент: Арбат входил равноправным членом в великую метростроевскую семью.
Но торжества, как известно, проходят быстро, а будни длятся долго. Подошли и наши рабочие будни. Данный нам партией и правительством срок был так мал, что все мы почти все время как бы осязали свою цель: построение радиуса.
Триста дней!
Но эти триста дней — целая эпопея. Да я сам и многие люди нашего арбатского коллектива быть может никогда за всю свою жизнь не переживали таких трудных и, главное, таких прекрасных трехсот дней.
О красоте этих дней расскажут писатели — мы, инженеры, плохо владеем языком образов. Я расскажу о трудностях и о преодолении трудностей. Ну, хотя бы — простите мне прозаизм — об Арбатском рынке…
Сооружение тоннеля под Арбатским рынком производила шахта № 33-35. Начальник шахты инженер Вавилкин и его заместитель по технической части инженер Трейвас были очень подходящей парой. Я бы их «обручил» и для дальнейшей работы. Вавилкин — нажимистый администратор. Трейвас — очень грамотный инженер. Ведя тоннель под домами и под рынком, они проделали большую, сложную и тонкую работу.
— Эх, и завалят арбатцы рынок, завалят дома! — говорили скептики с других радиусов.
Разговоры эти дошли до администрации рынка, и его дирекция обратилась с письмом в Моссовет к тов. Булганину, что, мол, по заявлению ряда инженеров Метростроя строительство тоннеля под рынком обязательно вызовет аварию и деформацию рынка. Поэтому они просят разрешить им закрыть рынок на 2-3 месяца, пока не будет сооружен тоннель.
Тов. Булганин вызвал меня в Моссовет:
— Что же это вы, товарищ Ломов, уверяете, что рынок закрывать не надо, а вот инженеры говорят, что без аварий не обойтись, что нужно закрывать рынок?
Я сказал тов. Булганину, что по моему убеждению рынок закрывать не нужно.
И действительно под рынком мы прошли без всяких нарушений. Мы укрепили его крышу с помощью специальных железобетонных балок, уложенных в земле рядом с колоннами рынка. Эти балки были прижаты к каждой колонне с двух сторон и держали ее как бы в корсете.
Очень сложную, тяжелую работу пришлось нам провести при проходке под домом № 4 на Арбате. Дом этот трехэтажный, строился он не сразу: сначала был большой каменный сарай, потом надстроили второй этаж, а потом третий. Было это лет 60-70 назад. Под этой рухлядью пришлось нам вести два рядом идущих тоннеля.
Вначале, когда мы только что осваивали новую для нас технику проходки под домами, мы недостаточно учитывали необходимость тщательного укрепления фундамента — дом дал трещину, начала сыпаться штукатурка. Среди жильцов началась паника…
Меня срочно вызвали, я пошел по квартирам, чтобы успокоить жильцов. Всюду мы встречали испуганные лица, люди ждали, что вот-вот обвалится дом, собирались уже перебираться.
— Можете спокойно оставаться на месте! Больше вам никаких опасностей не грозит!
Мы тотчас же укрепили фундамент, и осадка дома была прекращена. Отношение к нам жильцов этого дома заслуживает быть отмеченным. Несмотря на то что мы внесли в их жизнь серьезное нарушение, они отнеслись к нам с большим доверием. Тут в частности сказалось общее отношение населения Москвы к строительству метро.
Работы под этим домом вел инженер М. О. Либерман. О сложности работы говорит то, что ему пришлось вырыть под домом больше 200 отдельных траншей.
Целый ряд домов на арбатском радиусе согласно плану подлежал сносу, так как укрепление их стоило бы гораздо дороже, чем постройка новых домов для тех же жильцов. Однако, зная, как остро обстоит в Москве дело с жилплощадью, мы часто шли на то, чтобы укрепить дом, вместо того чтобы снести его.
Дом № 4 по Серебряному переулку… в нем более тридцати лет проживает старушка П. Н. Митина. Расположен он непосредственно на трассе. Когда под домом начались работы по проходке траншей, он дал значительную осадку, в нем лопнули печи, посыпалась штукатурка. Старушка в первую очередь бросилась спасать иконы. Но когда в самый разгар работ из опасения возможной аварии ей предложили переехать в другую квартиру, она решительно отказалась. Дом опустел, все жильцы выехали;, а старушка как ни в чем не бывало продолжала жить в нем. Дом этот был осужден на слом, и сохранять его мы не собирались — слишком был он дряхл.
— Вы дайте мне хоть пасху спокойно встретить, а уж я вас за это угощу! — просила старушка.
Впоследствии старушка рассказывала нам, что она сильно боялась: она думала, что мы поставим железную балку, а мы поставили деревянную.
— Пожалели для старухи поставить железную, — говорила она с упреком.
Мало-помалу она настолько привыкла к нашей работе, что уж нисколько не боялась и даже приходила к начальнику шахты с разного рода советами.
— Да ты посмотри, батюшка, как твои рабочие изоляцию-то кладут — срам один! Ведь этак у тебя тоннель потечет, у тебя капать будет!
Когда тоннель уже построили, старушка убеждала нас, чтобы мы снесли поскорее построенный нами рядом с тоннелем сарай, так как стекающая с его крыши вода направляется непосредственно в тоннель и мешает работе…
К сносу был намечен также дом № 4 по Крестовоздвиженскому переулку. По этой причине работы здесь несколько задержались: мы все ожидали, пока выедут жильцы. Но переселение жильцов шло очень медленно, и мы решили вести проходку тоннеля под домом. Тоннель пересекал дом очень невыгодно для строителей — дпагонально, с угла в угол.
Дом начал давать осадку. Проживавшая в доме артистка Пинкевич прибежала ночью в контору начальника шахты.
— Спасите меня, я проваливаюсь в бездну, моя кровать уже провалилась!
Рабочие и техники, отлично знавшие, что артистка в бездну не провалится и все дело ограничится небольшой осадкой, успокоили ее. Артистку эту они хорошо знали: приходя к вечеру домой, она всегда пела. Когда она умолкала, рабочие посылали к ней делегата:
— Спойте нам еще, нам под пение лучше работается!
Работы под домом были закончены без всяких аварий, и дом был сохранен.
Значительную опасность представляла проходка возле Новинской трамвайной подстанции по Карманицкому переулку. Трасса шла здесь на расстоянии менее одного метра от здания подстанции, в котором помещались два мощных трансформатора, по 1 300 киловатт каждый. Кроме того здесь проходит под землей основной пучок электрокабелей в количестве 53 штук, питающих трамвайную сеть.
Почвенные условия оказались тут очень неблагоприятными — рыхлые пески с водой. Рытье траншей неизбежно вызывало вынос песка, а это могло привести к осадке подстанции. Между тем малейший крен или перекос трансформатора повлек бы за собой катастрофу. Станция могла выйти из строя, что грозило остановкой трамвайного движения в большом районе.
Руководство шахтой № 49-51, возглавляемой тов. Буткевич, поставило на эту работу лучшие бригады проходчиков Пугачева и комсомольца Субачева, десятниками — старых донбассовских шахтеров. Непосредственное руководство работой было поручено молодому, но очень энергичному инженеру Черкасову.
Первая траншея была пройдена недостаточно тщательно, и здание подстанции дало небольшую трещину. Очевидно случился вынос песка, так как трещина увеличивалась миллиметр за миллиметром и достигла уже 3-4 сантиметров.
Положение становилось угрожающим. Заведующий подстанцией Петр Иванович Романов, бессменно работающий там в течение шестнадцати лет, сильно встревожился и чуть ли не каждый час забегал посмотреть на трещину и не то укоризненно, не то испуганно покачивал головой:
— Ай-яй-яй!
А предательская трещина все росла.
Положение усугублялось еще и тем, что в соседней траншее произошла авария с водопроводом. Огромное количество воды под сильным напором вошло в траншею и увеличило вынос песка.
Комсомольцы и старые рабочие вместе с техниками под руководством Черкасова и начальника шахты Буткевича провели несколько бессонных ночей. Делу могла помочь только быстрота действий. Стены тоннеля были возведены, и тем самым прекращена осадка почвы. Подстанция была спасена. Район, обслуживаемый подстанцией, ни на минуту не был выведен из строя.
Я хочу еще рассказать, как мы спасли школу глухонемых.
Старый двухэтажный дом школы был целиком расположен на трассе метро и подлежал сносу. Два однопутных тоннеля, подходящих к «Смоленской» станции метро, проходили под этим домом. Фрунзенский районный совет просил нас по возможности не разрушать этот дом, так как подобных учреждений во всем Союзе всего только четыре: глухонемые дети дошкольного возраста с помощью чрезвычайно интересного метода обучения получают здесь возможность понимания и овладения живой человеческой речью. Нужда в подобных школах весьма велика.
Заведующая домом Мария Михайловна Филиппова думала, что в условиях теперешней перегруженности Москвы снести это здание значило фактически ликвидировать детский дом. Поэтому она проявила огромную энергию и настойчивость перед районным советом, а также просила и нас во что бы то ни стало сохранить дом.
Мы, надо сказать, вначале отнеслись к ее просьбе отрицательно: уж очень трудно было сохранить это ветхое строение! Но в результате ее настояний мы решили путем сложных и тяжелых для нас работ дом сохранить.
На эту работу была поставлена комсомольская бригада тов. Донько, бригада Сабердзянова и Шайдуллина. Руководил работами опытный техник — донбассовец Греков.
Для сохранения дома был нами применен оригинальный способ крепления траншей, над которыми дом был как бы подвешен. Не пришлось применять здесь ни дефицитных металлических балок, ни бетонных столбов. Работа была выполнена очень тщательно, дом мы сохранили. Сейчас, после ремонта нижнего этажа, школа возобновила свою деятельность.
Очень интересную работу произвели мы под самой улицей Арбат, при переходе с левой ее стороны на правую. Здесь мы шли закрытым траншейным способом, чтобы в согласии с директивами Московского комитета не нарушить уличного движения. В то время по улице еще бегали трамваи.
— Вот тут-то вы и провалите улицу! Идите открытым способом — куда спокойнее. Разве можно итти закрытым способом чуть не под самой поверхностью улицы? Одно давление проходящих трамваев чего стоит…
Так уговаривали нас инженер Гертнер, инженер Хмельницкий из Метропроекта, собственные мои помощники и даже начальник шахты инженер Терпигорев. Но я собственно уже предопределил закрытый способ и советовался только для того, чтобы проверить себя. У нас была полная уверенность, что дело это технически вполне осуществимо.
Я предложил инженеру Терпигореву приступить к работе по закрытому траншейному способу. Непосредственное руководство работой было поручено инженеру Игнатенко, и он отлично с этой работой справился.
Штольни — подземные траншеи — находились на глубине одного метра от трамвайных рельсов. Когда проходили штольню под трамвайными путями, слышался от бегущих на поверхности трамваев такой шум и треск, что проходчики невольно клонили головы книзу.
Этот треск я всячески использовал для того, чтобы внушить проходчикам сугубую осторожность.
— Не забывайте, что делается наверху, — то и дело внушал я им, — там проходит трамвай, наполненный людьми. Малейшая небрежность — и вы можете вызвать перекос трамвайных путей. А это приведет к сходу трамвая с рельсов. Наконец плохое крепление, утечка породы — и образуется воронка, в которую могут уйти и трамваи, и автобусы, и дома.
 |
| Деталь оформления вестибюля |
Работавший под улицей коллектив проявил себя на этом деле с блестящей стороны. Особенно выделились тут бригадиры Лагутенко, Махновец и др.
Тоннель под Арбатом был построен благополучно, осадки были настолько незначительные, что они впоследствии при ремонте улицы были в один день ликвидированы Гордоротделом.
Много еще было у нас трудностей и много было побед — обо всем не расскажешь! Однако историю о том, как мы прошли мимо канализационной магистрали, рассказать надо.
Под одним из участков станции «Коминтерн» находится гигантская канализационная магистраль, пропускающая ежесуточно свыше двух миллионов ведер сточной воды. Течение воды идет во всю трубу, трубы гончарные, уложенные несколько десятков лет тому назад, — малейшее нарушение грунтов могло повлечь за собой аварию этой магистрали. Надо ли говорить, что повлекла бы за собой подобная авария — ведь там в подлинном смысле течет река нечистот!
Постройка тоннеля проходила всего в 1,5-2 метра от магистрали. После ряда совещаний с заинтересованными организациями мы пришли к следующим выводам: надо было либо выключить на время эту канализацию и через водосток на Арбатской площади спустить сточные воды в Москву-реку либо на протяжении 100 метров будущего тоннеля переложить канализацию в металлические трубы. Моссовет не разрешил нам ни того, ни другого. Спустить нечистоты в Москву-реку хотя бы на несколько дней — вещь в санитарном отношении недопустимая. Перевести поток в металлические трубы на протяжении 100 метров значит разрыть всю улицу и закрыть движение по крайней мере на пятнадцать дней. Что же оставалось нам делать? Мы обратились в Московский комитет. Лазарь Моисеевич лично приезжал осматривать место.
— Нет, Габриель Антонович, мы не можем пойти на закрытие такой магистрали, как улица Коминтерна. Я дам вам лучше лишних пять дней, подумайте о другом способе.
Подумали мы о другом способе — и нашли.
Идея принадлежала инженеру Кульбаху. Заключалась она в том, что перекладку канализации в металлические трубы мы производили не в специальных траншеях, а в тех самых траншеях, которые служили нам для сооружения стен тоннеля. Дело это чрезвычайно рискованное, однако при тщательном выполнении можно получить вполне удовлетворительный результат.
Проведение работ мы поручили инженеру Игнатенко, тому самому, который провел работы по проходке под улицей Арбат в закрытых траншеях.
Стены тоннеля были возведены, и магистраль, на протяжении 40 метров переложенная нами в металлические трубы, ни в малейшей мере не пострадала. Улица все время была открыта для движения.
Основной недостаток открытого способа работ — это закрытие для движения площадей и улиц, по которым проходит трасса метро. Жизнь населения в этих районах становится невыносимой, самый вид улиц и площадей являет зрелище, глубоко отталкивающее. Траншейный способ хотя в меньшей степени все-таки стеснял движение.
Вот почему Московский комитет и Моссовет заявили метростроевцам:
— Пора и честь знать, товарищи! Потрудитесь в кратчайший срок освободить от всех наземных сооружений площади и улицы.
Мы добились того, что Арбатская площадь к 1 сентября 1934 года была совершенно освобождена от всех наземных сооружений, от груд мусора и грунта. Таким образом наш радиус и здесь показал себя передовым: заняв площадь значительно позднее других радиусов, мы освободили ее и привели в порядок значительно раньше всех.
В этом отношении большой интерес представляет история с освобождением Сапожковской площади — ныне площади Коминтерна.
В связи с чрезвычайно интенсивным движением и центральным расположением этой площади, по которой всегда движется масса автомобилей, Московский комитет и Моссовет не могли допустить, чтобы там долго красовались «отходы» нашего производства: горы мусора, грунта и пр.
На одном из совещаний тов. Каганович поставил передо мной и перед строителями арбатского радиуса задачу — как можно скорее провести работы на площади и освободить ее для движения. В свое время Лазарь Моисеевич помог нам в получении этой площади для производства работ, и теперь он потребовал, чтобы мы оказались достойными его доверия.
Работы на этой площади были начаты нами во второй половине марта 1934 года. Вела работы шахта № 31-32. Однако участком этим руководили инженеры и техники, которым видимо было довольно безразлично, в каких темпах будет вестись работа. Эти люди не горели энтузиазмом, не болели душой за строительство. Пришлось сменить руководство и бросить туда лучших ударников радиуса, рабочих и инженеров.
Посоветовался со своими помощниками — инженерами Ерашко и Казанским:
— Как вы думаете, кого бы послать туда, кто бы мог показать класс работы?
Все мы тут же единогласно порешили, что послать надо инженера Зарецкого с 44-й шахты с его коллективом.
Мы знали, что шахта будет протестовать против этого. Нужна была некоторая подготовка. Конечно можно было провести эту переброску людей простым приказом, но не хотелось, чтобы они в данном случае шли по приказу: мы хотели, чтобы они шли на эту работу с чувством гордости за оказанное им доверие.
Мы провели с парторганизатором шахты тов. Ганевым собеседование с комсомольскими бригадами Зарецкого и с его техниками и только после этого направили сто человек во главе с Зарецким на Сапожковскую площадь.
Работа закипела. Дела тут было еще немало: надо было вывести стены, сделать перекрытие, засыпать его и т. д. Однако брошенные туда боевые ребята захватили своим энтузиазмом рабочих, которые до того работали довольно вяло. Объединенный коллектив прежних рабочих и вновь прибывших комсомольцев стал показывать подлинные образцы качества и темпов работы. Достаточно сказать, что 31 июня по площади был уже пущен трамвай.
Помню, что на одном из совещаний в Моссовете тов. Булганин с улыбкой сказал мне:
— Подведете вы нас с Сапожковской площадью! Метростроевцы как правило никогда не соблюдают установленных сроков. Когда дело уже идет к концу, начинают выдумывать сотни «объективных причин» и просят об отсрочке.
— Ну нет, Николай Александрович, арбатцы этим не грешат. А в отношении Сапожковской площади еще раз категорически вас заверяю, что площадь будет освобождена в назначенный срок.
На этот раз мы оказались не вполне точны — площадь была освобождена на десять дней раньше срока.
